Вскоре после того, как 10 июня шериф Хусейн дал сигнал к началу восстания, отряд из 4000 всадников из бедуинского племени гарб под командованием их вождя шерифа Мухсина напал на портовый город Джидда на Красном море. Гарнизон из 1500 османских солдат поначалу успешно отражал их атаки благодаря интенсивному артиллерийскому и пулеметному огню, серьезно подрывая боевой дух мятежников. Британцы отправили на помощь восставшим два военных корабля и авиацию, которые подвергли османские позиции в Джидде непрерывному обстрелу и воздушной бомбардировке. Атакуемые одновременно с моря, воздуха и земли, 16 июня защитники сдали город.

Незадолго перед началом восстания второй сын шерифа Хусейна Абдалла отправился в сопровождении небольшого отряда верблюжьей кавалерии из 70 человек в Эт-Таиф. Губернатор Галиб-паша пригласил Абдаллу в свой дворец, чтобы обсудить слухи о неминуемом восстании. «Люди в Таифе покидают свои дома вместе с детьми и всем имуществом, которое только могут с собой унести», — заметил губернатор. Взяв с полки Коран, он призвал Абдаллу рассказать ему «правду об этих слухах о готовящемся восстании». Абдалла сумел выкрутиться из сложной ситуации. «Если эти слухи не ложны, это означает, что либо восстание готовится против вас и шерифа, либо оно готовится шерифом и его людьми против вас. Но если последнее верно, разве приехал бы я сейчас к вам и отдал себя в ваши руки?»[456]

Покинув резиденцию губернатора, Абдалла приказал своим людям перерезать телеграфные линии и перехватывать всех курьеров, пытающихся покинуть Эт-Таиф. В полночь 10 июня он отдал приказ своим войскам, усиленным ополчениями из местных племен, начать атаку на османские позиции. «Это было жестокое сражение», — впоследствии вспоминал Абдалла. Бедуины быстро прорвали турецкую линию обороны и вернулись назад «с несколькими пленными и кое-какими трофеями». Однако на следующее утро, когда турецкая артиллерия открыла огонь по арабским позициям, от дисциплинированности не осталось и следа. Многие ополченцы «беспорядочно разбежались». Опасаясь, что его войска будут полностью разгромлены, если он попытается предпринять очередной штурм, Абдалла перегруппировал свои силы и взял Эт-Таиф в осаду.

Бедуинским ополченцам с винтовками в руках было не под силу справиться с регулярной турецкой армией, вооруженной полевой артиллерией и пулеметами. После пяти недель безуспешной осады Эт-Таифа британцы отправили на помощь Абдалле египетские артиллерийские батареи (таким образом в очередной раз нарушив обещание, данное генералом Джоном Максвеллом в 1914 году, — не вовлекать египтян в ведение военных действий). В середине июля египетские артиллеристы начали интенсивный обстрел османских позиций. Турецкие защитники держались до 21 сентября, когда Галиб-паша был вынужден согласиться на безоговорочную капитуляцию. «Уже на следующий день османский флаг был официально спущен с крепости, и на его место водружено арабское знамя, — с гордостью написал Абдалла. — Это было впечатляющее зрелище». Однако османский губернатор, подавленный пережитой осадой и поражением, не разделял восторга Хашимитов. «Это великая катастрофа, — с глубокой печалью написал он. — Наши народы были братьями, а ныне стали врагами»[457].

К концу сентября шериф Хусейн и его сыновья захватили Мекку и Эт-Таиф, а также портовые города на Красном море — Джидду, Рабиг и Янбу. Они взяли в плен более 6000 османских солдат с относительно небольшими потерями с обеих сторон. В следующем месяце шериф Хусейн в одностороннем порядке объявил себя «королем Арабских земель», а его сыновья взяли себе титул эмиров. (Британцы пришли от этого в явное замешательство и согласились признать Хусейна только «королем Хиджаза».)

Новость о восстании распространилась по всему арабскому миру и воодушевила тех, кто разочаровался в османском правлении. В Иерусалиме властям в течение нескольких недель удавалось замалчивать новость о бунте. Только 10 июля Ихсан Туржман написал в своем дневнике о дошедших до него слухах. «Говорят, шериф Хусейн поднял восстание против османов, — с недоверием написал он. — Неужели это начало?» Туржман не смог скрыть своего энтузиазма. «Эта новость должна вызвать радость в душе каждого араба. Разве можем мы поддерживать это государство после того, как оно погубило цвет нашей молодежи? Эти герои были повешены на площадях как обычные уголовники и бандиты. Да благословит Аллах шерифа Хиджаза и придаст ему сил! Да охватит пламя восстания все арабские земли, дабы мы добились освобождения от этого проклятого государства!»[458]

Мухаммед Али аль-Аджлуни был молодым офицером в сирийском полку, дислоцированном в Анатолии. Аджлуни видел, как война разделила народы, населявшие Османскую империю. Турки отказывались находиться бок о бок со своими арабскими сослуживцами в мечетях и офицерском собрании и допускали расистские высказывания об их цвете кожи, называя арабов «черными». Аджлуни ужасался страданиям, на которые османские власти обрекали ни в чем не повинных мирных жителей. Неся службу в Тарсусе на Киликийском побережье, он видел эшелоны с сирийцами, отправленными в ссылку администрацией Джемаля. «Мы видели боль и скорбь, застывшие на лицах наших соотечественников», — вспоминал он. Еще страшнее было смотреть на колонны депортированных армян, двигавшихся в противоположном направлении к Сирийской пустыне, — на женщин, детей и стариков, подгоняемых турецкими конвоирами, «чьи сердца не знали сострадания». Разочарованный в Османской империи, Аджлуни пришел в восторг от новости о восстании шерифа Хусейна. «Он вернул нам пошатнувшуюся было веру в наши силы и породил новые надежды и волю к жизни. Это станет новым рассветом для арабов». Он тут же поклялся отправиться в Хиджаз, чтобы присоединиться к восстанию, несмотря на все опасности[459].

Новости о хашимитском восстании вызвали жаркие споры среди арабских офицеров османской армии. Один из ближайших друзей Аджлуни попытался отговорить его от дезертирства. Действуя в союзе с Британией и стремясь к полной независимости от Османской империи, утверждал он, шериф и его освободительное движение открывают двери для европейского колониального господства на арабских землях. Многие арабские офицеры высказывались за то, чтобы остаться в составе реформированной Османской империи, добившись большей автономии для арабских провинций; некоторые выступали за двойную турецко-арабскую монархию по модели Австро-Венгерской империи. Хотя Аджлуни внимательно выслушал доводы своего друга, он по-прежнему остался привержен идее освободительной борьбы. Тем не менее этот разговор показывает, что далеко не все османские арабы поддержали арабское восстание.