– Ты куда направляешься?

Воздух стоял тяжелый, до того тяжелый, что на полный вдох требовался акт воли. За десять минут, что я провела в доме, призрачное видение отдаленного грозового облака потемнело и сгустилось, превратившись в надвигающуюся массу, очень смахивающую на опухоль на лице.

Мартина обернулась и ответила, поведя плечами:

– Может, до университета пройдусь. У меня тама друзья. – Она засмеялась с горечью. – Не. Это вранье. Там есть люди, кому я дурь могу продать.

– Значит, они о тебе с теплотой думать будут. Шагай. Только не медли. Погода скоро испортится.

Она глянула вверх из-под своих тщательно выщипанных бровок, потом кивнула и отвернулась. Я села на верхнюю ступеньку и смотрела ей вслед, как она сначала вышагивала… а потом вполовину на трусцу не перешла.

Только Мартина скрылась за углом, как у меня за спиной со стуком распахнулась дверь и из нее выполз Андропов. Кровь вперемешку с соплями засохла у него на верхней губе, глаза налились кровью, будто он сна не знал двадцать четыре часа, проведя их в компании с одной водкой.

– Мартина! – завопил он. – Мартина, вернись! Вернись, я виноват!

– Забудь, братец, – сказала я. – Самолетик уже улетел.

Он проковылял до края крыльца, потом плюхнулся рядом со мной, обхватил голову руками и беспомощно заплакал.

– Я теперя без никого остался! Всяк меня в зад дрючит! Все мрут, а у меня нету ни друга, ни бабы. – Рот у него до того широко раскрылся, что я зубы его изнутри видела, и рыдал он громко и рокочуще. – И податься-то мне некуда, где б я не один был!

– У нас есть местечко, – мягко произнес Старшой Бент. – Есть и работа для вас, и тайны, какие познать надо… постель, чтобы спать, и мечты, чтобы мечтать во снах. Вашему голосу среди наших место, Рудольф Андропов. Воспоем занавес над миром сим.

Пока я предавалась своим мыслям, а Андропов своим горестям, Бент подошел к ступенькам крыльца. Стоял себе, сложив руки на животе, и улыбался безмятежно. В причудливом свете приближающейся грозы планеты на его черепе, казалось, светились нездоровым сиянием.

За ним, в балахонах, стояли его дочки и небольшая депутация из приверженцев. Девушки принялись тихонько мурлыкать мелодию, для меня она была узнаваемая, но приложить мне ее было не к чему, что-то тошнотворно сладкое, почти печальное.

Андропов пялился на них широко раскрытыми глазами и выражением ошалелости на лице.

Я даже пожалела, что при мне не было гаечного ключа. Встала и сдала назад на несколько шагов, отгородившись перилами от этих сумасбродов.

– Вся эта ваша гармония очень пригодится для пения кандальной шайкой на этапе, – сказала я. – Если полиция штата к вам еще не наведалась, считайте, что вам повезло. Тех троих, что набросились на меня на трассе, она уже сцапала, вы следующие.

– Полиция наведалась и удалилась, – сообщил Старшой Бент со слабой, как бы извиняющейся улыбкой. – Рэнди, Пэт и Шон действовали без нашего ведома. Они первыми увидели записку Андропова, подсунутую под дверь, и решили поспешить за вами вслед, не удосужившись обсудить свои намерения со мной. Думаю, они были уверены, что защищают меня… как будто у меня есть причина опасаться закона! Да, я знал, что грозы грядут, однако пророчество неподсудно. Когда я сам прочел записку, а мои дочери рассказали мне, что вознамерился сотворить Шон со своими дружками, я тут же связался с местными властями, чтобы предупредить их о том, что на подходе. Мне так ужасно жаль, что полиция оказалась не в состоянии предотвратить их нападение на вас, но, разумеется, вчера у правоохранителей и без того забот был полон рот. Вы не очень пострадали, верно?

Мы с Андроповым заговорили почти разом.

– Какая записка? – вскинулся русский.

– Подождите, – сказала я, – Андропов оставил записку? Шон заявил, что они получили от него сообщение, но я думала, имелось в виду голосовое или еще как-то. Откуда вам известно, что записка была от Андропова? Он ее подписал?

Старшой Бент криво усмехнулся уголком рта:

– У него очень интересное написание фонетического звучания вашего имени. «‘Онисак». Ошибиться тут довольно трудно.

– Я записку оставил? – заговорил Андропов, явно и искренне ошарашенный. – Должно быть, сильно наклюкался! Не помню я никакой такой записки.

– Положим, – изрек Старшой Бент. – Оставим все это. Записку. Мартину. Печаль вашу. Всю жизнь, какую вы вели до сих пор. Новая жизнь начинается прямо сейчас, сегодня, если вы захотите. Вы ищете общения, места, где вам не надо быть одиноким. А мы ищем вас, Руди! Если вы готовы к работе, имеющей какой-то смысл, и находиться среди людей, которые полюбят вас и попросят вас лишь только любить их, тогда вот мы перед вами. Мы готовы сказать вам «добро пожаловать».

И в тон ему девчушки за его спиной заголосили нечто похожее на модный шлягер «Добро пожаловать» и принялись расспрашивать Андропова, уж не их ли он искал. Я б сблевнула, если бы не была так сбита с толку и ошарашена.

А вот Андропов глаз с них не сводил, что твой вдохновенный, у него слезы на щеках высохли. Старшой Бен протянул руку, и Андропов пожал ее. Лысый долговязый послушник безумия поднял русского на ноги и помог сойти со ступеней. Тут же объявился один из сектантов кометы, повесил на шею русскому астролябию и поцеловал его в щеку. Андропов удивленно посмотрел вниз, восхищенно ощупывая диск пальцами.

– Карта пути к звездам, – пояснил Старшой Бент. – Храните ее у себя. Скоро мы туда отправимся. Нам бы не хотелось, чтоб вы потерялись.

Сектанты прошли в палисадник, столпились вокруг Андропова и запели своими приятными, кроткими, бесчувственными голосами. Один за другим проскальзывали они в соседний дом, музыка их стихла, а на ее месте возник другой звук… громкий стальной щелчок, словно кто-то курок револьвера взводил. Только то был не пистолет. Клацанье повторилось еще и еще раз. То была ручная пишущая машинка.

Я обернулась и глянула на распахнутую дверь гаража Урсулы. Со своего места видела одну только темень внутри.

Я перешла улицу, изнывая от жары, хождения пешком и сражения со злом. Если не считать, что изнывала я не от того. Большего всего угнетали раздумья обо всех тех часах, что провела я в этом гараже, видя все и не замечая ничего.

Темплтон стоял за отцовым верстаком, упираясь ногами в белый пластиковый мешок с каменной солью, чтобы дотянуться до клавиш допотопной машинки.

– Приветик, Темплтон, – произнесла я.

– Здравствуй, Ханисакл, – выговорил он, не поднимая глаз.

– Где твоя мама, малыш?

– В доме. Лежит. Или, может, за компьютером. Она много времени проводит за компьютером, следя за погодой.

Я устроилась позади него, потрепала его по волосам.

– Слышь, Темп? Помнишь, ты говорил мне, что каждую ночь отправляешься в полет поискать в облаках своего папочку? Ты это во снах проделываешь?