Обернувшись, я вижу, как на полу машины лежит телефон. Его разбитый экран забрызган кровью, но мне удается прочитать на нем имя «Киллиан».

– Отец! – снова разносится крик из динамика. – Ответь! Что случилось?

Я смотрю на Фрэнка. Он весь в крови. Его грудь тяжело вздымается и опускается. По его лицу стекает пот, перемешанный с кровью, когда Фрэнк одной рукой прижимает руку к шее, а другой пытается дотянуться до телефона.

Но спустя мгновение его рука безвольно опускается в знак поражения, а тело сотрясается от лихорадочной дрожи.

Потрясенным взглядом я смотрю, как его губы едва шевелятся. Его безнадежный вид заставляет меня прийти в себя и действовать быстро.Здесь и сейчас.

Я забираюсь обратно в машину и склоняюсь над Фрэнком. Отодвигаю от его шеи руку, чтобы осмотреть ранение. Кровь хлещет из раны тонкой струйкой и забрызгивает все пространство вокруг. Она попадает на толстовку, и я опускаю взгляд, увидев, как на ткани появилось красное пятно.

Неожиданно Фрэнк хватается за мою руку и пытается изо всех сил мне что-то сказать. Но все, что вырывается из его горла – свистящие хрипы и клокочущая во рту кровь. Он больше не может произнести других звуков.

– Вы должны держаться, – сквозь громкий всхлип говорю я. – Я вызову бригаду медиков, и вы их дождетесь. Вы меня слышите?

Я быстро поднимаю с пола телефон. Киллиан продолжает кричать в трубку, и я на одном выдохе произношу:

– Киллиан, нас расстреляли, твой отец ранен, а водитель убит. Срочно вызывай медиков, я постараюсь оказать твоему отцу первую помощь.

– Это моя ошибка, – бормочет Киллиан, но я перебиваю его.

– Мы на причале рядом с кораблем. Срочно вызывай скорую!

Я бросаю трубку и смотрю на Фрэнка.

– Пожалуйста, держитесь, – прошу его я. – Ваш сын вызвал скорую!

За долю секунды в моей голове проносится все, что связанно с оказанием первой помощи при артериальном кровотечении.

Давление в указанную точку может осуществляться четырьмя пальцами одновременно по направлению к позвоночнику.

Я глубоко вздыхаю и подношу пальцы к шее Фрэнка. Прижимаю рану достаточно сильно, потому что кровотечение интенсивное. Мужчина продолжает дрожать, хватка его руки на моей ладони ослабевает и ослабевает.

– Фрэнк, – говорю я. – Не смейте умирать. Вы нужны вашему сыну.

Будто в подтверждение моих слов дверь со стороны Фрэнка распахивается, и Киллиан склоняется над отцом.

– Папа, ты должен держаться, я вызвал бригаду медиков, – он переводит на меня взгляд. – Не смей отпускать его рану, я поеду навстречу машине скорой помощи. Нельзя терять ни секунды.

Я киваю, и Киллиан быстро избавляется от мертвого водителя за рулем и занимает его место.

– Киллиан, скорее! – кричу я.

Машина срывается с места. Я продолжаю давление на артерию несмотря на то, что мои пальцы полностью залиты его кровью. Изо всех сил я борюсь с тошнотой и нехваткой воздуха. Я стараюсь не спускать глаз с лица Фрэнка и молюсь, чтобы он не умирал на моих руках.

– Папа, держись! – доносится голос Киллиана. – Я снесу голову медикам и перережу им горло, если они не появятся в течение пяти минут.

Мое сердце готово выскочить из грудной клетки. Пять минут – это слишком много. Фрэнк отпускает мою руку, и теперь я контролирую пульс на его запястье. Он падает с каждой секундой.

Я перевожу взгляд на лобовое окно и вижу, как вдалеке показывается машина скорой помощи. Слабый свет надежды загорается в груди, и я смотрю на Фрэнка. Его глаза безнадежно застывают, лицо становится непроницаемым.

– Нет, нет, нет, – я сжимаю его руку. – Держитесь!

Теплая кровь заливает мою руку, которой я пережимаю ранение. Киллиан тормозит рядом с фургоном скорой помощи. Его дверь распахивается, и из нее выходит доктор. Его глаза расширяются, когда Киллиан выносит на руках своего отца. Я не отступаю от них, продолжая сжимать ранение у Фрэнка.

– Он еще жив! – кричит Киллиан, и к нему подбегает медсестра.

– Он потерял много крови, – сообщает доктор. – Кем вы ему приходитесь? Вы знаете, какая у него группа крови?

– Я его сын, – отвечает Киллиан. –  Четвертая отрицательная.

– Потребуется переливание, а это самый редкий вид крови. Вы унаследовали его группу? – спрашивает доктор, на что Киллиан мотает головой.

– Я приемный сын.

– Можете взять мою кровь, – произношу я. – У меня первая. Она подходит для всех, верно?

Доктор кивает, и я забираюсь в фургон вместе с Киллианом. Фрэнка размещают на кушетке, его лицо совсем бледное.

– Живее, мать вашу! – яростно кричит Киллиан. – Если вы не спасете его, я вас всех убью!

Доктор бросает на него перепуганный взгляд и начинает готовить Фрэнка к операции. Я замираю, когда вижу, как он разрезает место ранения и дает указания медсестре.

– Сосудистый зажим, – требует он.

Я смотрю, как кровь заливает кушетку и опускаю взгляд.

Кровь на моих руках, кровь на моей одежде, кровь повсюду…

Я наблюдаю за происходящим, и белая пелена опускается на глаза. Мое зрение затуманивается. Мои веки закрываются, я ничего не вижу. Не знаю, сколько времени провожу в прострации: пять минут, десять, час? Пока в мое сознание не врывается слова, отдающие горечью:

– Нам очень жаль, мы не смогли спасти его.

Заключительная глава

Кимбирли

Я закрываю фотографии тех, с кем была раньше связана, убираю планшет на шезлонг и подхожу к краю бассейна. В его темной водяной глади отражается звездное небо. По привычке я нахожу среди светил созвездие Феникса. Согласно легенде, эта птица возродилась из пепла. Она обладала способностью к самосожжению и уничтожала себя, чтобы одержать победу над смертью.

В какой-то степени мы с ней похожи. Мне тоже удалось победить смерть.

Ловко оттолкнувшись от керамического пола, я делаю прыжок и погружаюсь под воду. Выныриваю и откидываю голову, полностью расслабляясь. Сейчас мою кожу ласкает сохранивший тепло ночной южный ветер. Два года назад мое тело в изорванном платье погружалось во влажную холодную почву. Кажется, я до сих пор чувствую вкус земли в горле. Моя каждая клеточка ныла от боли и унижения.

Он издевался. Ломал. Терзал меня, как голодный стервятник, безжалостно отрывающий куски мяса. После него кровь покрывала мое лицо, руки, внутреннюю поверхность бедер. А потом он бросил умирать меня в лесу, надеясь, что мое тело не обнаружат.

Но я выжила. Мне чудом удалось вернуться домой. И по жестокой иронии меня добил тот, кого я называла отцом. Ему не была знакома жалость и милосердие. Он принял насилие надо мной, как позор. И предпочел смыть его ценой моего будущего.

Я всегда считала, что выход есть