– Да, – сказала Лаки.

– Так, мельком виделись, – сказал Ленни.

– И чем занимались, трахались? – рыкнула Олимпия с пьяной прозорливостью.

– Ты не в себе, – быстро проговорил Ленни, обняв ее за плечи.

Она стряхнула его руку.

– Не надо разыгрывать из себя заботливого муженька только потому, что я угадала. Весьма вероятно, что ты действительно ее трахнул. Как я понимаю, она спала с любым, кто носил штаны и двигался.

– По-моему, это скорее к тебе относится, – ледяным тоном сказала Лаки.

– Мне никогда не приходилось ни за кем бегать, – заявила Олимпия. – Я помню, когда мы обе во Франции удрали из школы, никто на тебя даже не смотрел. Ты себе не смогла бы найти пария, даже если бы тебе пришлось встать ради этого на голову.

– А я и не знал, что вы вместе учились, – вставил Ленни, надеясь сменить тему.

– Заткнись, идиот, – яростно прошипела Олимпия. – Мне ведь позволено называть тебя идиотом? – саркастически спросила она. – Или такой привилегией обладает только маленькая Лаки Сант?

Он смерил ее взглядом более красноречивым, чем любые слова, и ушел.

– Ну? – воинственно спросила Олимпия у Лаки. – Так ты с ним трахалась?

– Даже если и так, – холодно произнесла Лаки, – тебе я бы не рассказала. И если и нет – тоже. – Она повернулась к ней спиной и растворилась в толпе гостей.

– Сука высокомерная! – крикнула Олимпия ей вслед. – Да я все о тебе знаю! Я знаю, откуда ты вышла. Не думай, что можешь задурить мне голову своими штучками. Ты всего-навсего уличная шпана, как и твой бандит-папаша.

– Олимпия! – Резкий голос, тяжелая рука. – Не позорься. Иди в свою каюту и возвращайся только тогда, когда придешь в себя. – Лицо Димитрия представляло собой маску гнева. Он подозвал слугу. – Проводите мисс Станислопулос в ее комнату. Поите ее кофе, пока она не протрезвеет. Я не потерплю подобного поведения.

Олимпия безропотно подчинилась. Ей требовалось больше, нежели «косячок» и несколько бокалов шампанского, ей требовался кокаин, и очень сильно.

В Нью-Йорке стояла жара. По улицам толпами бродили туристы, а постоянные жители спасались только благодаря кондиционерам. Контора Майерсона, Лейкера и Брандо находилась в угрюмом доме на Парк авеню. Стивену предоставили большой угловой кабинет со всеми удобствами – холодильником, телевизором с видеоприставкой, стереопроигрывателем и магнитофоном. «Надо иметь возможность и отдохнуть тоже, – благодушно заметил Джерри. – Я считаю, что в хорошей рабочей обстановке и работается лучше». Его собственный кабинет скорее напоминал жилую квартиру. Там имелась даже небольшая соблазнительная спальня на тот случай, если он захочет остаться на ночь.

– Ты же знаешь Джерри, – усмехнулся Сэм Лейкер, один из партнеров. – Она ему нужна на всякий случай.

– На случай чего? – не понял Стивен.

– На случай, если вдруг потребуется развлечь какую-нибудь клиентку, – многозначительно подмигнул Сэм.

Стивен отметил про себя разительное отличие новой конторы от его прежнего места работы в качестве помощника окружного прокурора. Что ж, сейчас все изменилось. Он теперь делает деньги точно так же, как и Джерри. К чертям благотворительность.

Его первой клиенткой стала Мэри Лу Мур. Она оказалась симпатичнее, чем на экране телевизора. Черные волосы ниспадали до пояса, на лице сияли карие широко поставленные глаза и ослепительная улыбка. Ее сопровождали мать, тетя – она же ее менеджер – и приятель, белый парень с кудрявыми волосами и привычкой надувать пузыри из жвачки.

После короткой предварительной беседы Стивен пришел к убеждению, что Мэри Лу ничего не скажет в присутствии своего эскорта.

– Я хотел бы поговорить с Мэри Лу наедине, – объявил он.

Мать посмотрела на тетю. Тетя посмотрела на приятеля. Все они посмотрели на Мэри Лу, которая утвердительно кивнула. Когда за ними закрылась дверь, Стивен произнес:

– А теперь рассказывайте.

Она поежилась, пытаясь держаться спокойно. Но когда начала припоминать унижения, бессильную ярость и отчаяние, вызванные публикацией фотографий, то тут же превратилась в угловатого подростка.

– Негодяям, которые выпускают такие журналы, такие штучки спускать нельзя. Конечно, в первую очередь мне самой не следовало сниматься, но мне тогда было только пятнадцать, и я всего-навсего развлекалась со своим парнем – откуда я могла знать, что он их сохранит и продаст? – Она упрямо выпятила подбородок. – Я намерена подать в суд.

– Потребуется время.

– Наплевать.

– Их адвокаты предпримут ответные шаги. Они попытаются любыми способами вас опорочить.

– Я готова ко всему.

– Последуют задержки, отмены заседаний – а в конце концов вам придется обратиться в суд.

– Чего я и хочу.

– Мы начинаем путешествие. И, сев в поезд, уже нельзя будет передумать и сойти.

– Начинайте!

После ее ухода он взял в руки пресловутый журнал – глянцевую порнографическую дешевку под названием «Кончай!». Мэри Лу было отведено шесть страниц. Фотографии делал явно не профессионал, но кем бы ни был тот, кто снимал пятнадцатилетнюю девчонку, потрудился он на совесть.

Стивен узнал имя ее прежнего дружка, издателей и распространителей журнала. Насколько он мог судить, она имела неплохие шансы на успех в судебном процессе.

Анна Робб трудолюбиво выстукивала на пишущей машинке. Она уже закончила четыре главы «Кэрри Беркли о красоте и стиле». Дела шли неплохо.

Она зевнула и потянулась. «Определенно настала пора устроить перерыв», – решила она и направилась в гостиную квартиры на Манхэттене, которую делила со своим любовником. Он спал на кушетке, не сняв очки с носа и рассыпав по полу лист рукописи.

Она подобрала их и бережно разбудила его.

– Я заснул, – прокомментировал он очевидный факт.

Анна взглянула на часы «Картье», купленные им для нее в качестве рождественского подарка и с удивлением увидела, что уже за полночь.

– Поздно, – сказала она, – сварить какао?

Он встал с кушетки.

– Лучше ничего и не придумаешь.

– Иди ложись, я принесу.

– И не забудь шоколадное печенье.

– Как можно?

Он смотрел по телевизору окончание «Ночного шоу», когда Анна вошла в спальню с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки с какао и коробка английского печенья.

– Я работала над книгой Кэрри Беркли, – сообщила она.

Он открыл коробку.

– Ну и как идут дела?

Она присела на краешек кровати – маленькая, похожая на птичку женщина с некрасивым лицом и теплой улыбкой.