— В немых фильмах с помощью титров можно добиться многого?

— Многого.

— Однако финальные сцены приходилось снимать заново? Но ведь у вас не было тех же актеров. К тому же за это время изменилась съемочная и осветительная техника.

— Это были фильмы, снятые на протяжении двух десятилетий.

— В вашем распоряжении никогда не было тех же актеров?

— В Берлине нет. Но если бы они у меня и были, возраст их за это время изменился.

— Их можно было бы загримировать?

— Многое можно сделать с помощью освещения.

— Но как же вы выходили из положения?

— Мы снимали их со спины. Одна большая фигура на первом плане, остальные участники мрачного финала действуют в глубине кадра. Фильмы черно-белые, так что некоторые вещи, например цвет волос, могли совпадать лишь приблизительно.

— Не снижает ли трагический настрой отсутствие крупного плана?

— При очень крупном плане, например, когда снимаются только глаза, опять-таки можно добиться сходства между разными исполнителями. Мы этим пользовались. Не забудьте и о музыкальном сопровождении немого кино.

— С художественной точки зрения это была мастерская по производству подделок?

— Это было импортно-экспортное предприятие.

— Реакция соответствующей публики на Russian endings и American endings указывает на определенную поверхностность взгляда кинозрителя. Верно ли это?

— Зритель готов прощать. Он участвует в процессе. Он дополняет.

— А у Вальтера Беньямина речь идет о том, что пролетарский зритель является профессиональным экспертом фильмов.

— Наша практика этого не подтверждает.

— Можно ли подкупить зрителя?

— В том, что их интересует, они неподкупны.

— В какой степени, если они вообще не замечали «фальшивых финалов»?

— Значит, это их не интересовало. Главное, чтобы был тот финал, который нужен.

— Свойственна ли зрителям терпимость?

— Они не терпимы, но инертны. Они никогда не прощают, если финал оказывается неподходящим.

В то время, когда проходила эта беседа, в марте 1941 года Лещенко, у которого был финский паспорт, снабжал Швецию переделанным в гамбургской студии итальянским и румынским кинокитчем. Деловые контакты с Россией оборвались в 1937 году. Для шведской публики было необходимо в первую треть фильма включить ударные порнографические сцены высокого художественного уровня. Техника была проста. Камера переходила с крупного плана шеи, блузки, лица на жадно ищущие руки, срываемые одежды — тоже крупным планом. Ключевые моменты теперь, в звуковом кино, могли быть обыграны более успешно: за счет шумов, шепота. Взгляд из окна: на улице темнеет, наступает ночь. У Лещенко было в запасе множество таких приемов. С помощью нескольких крупных кадров и звукового сопровождения можно было создать массу иллюзий, не провоцируя при этом изображаемой через детали сексуальной сценой цензуру (которая в Швеции до 1944 года была снисходительной).

— Чем вы объясните, господин Лещенко, что воображение зрителей в темноте кинозала оказывается гораздо сильнее, чем в реальной жизни, если предполагать, что фильм следует вкусу публики?

— Я знаю только, что оно работает, но не знаю, почему.

— Причем и в России, и в Швеции.

— И в США тоже.

— А в Шанхае?

— Предполагаю, что да. Однако там вкус другой.

Лещенко не считал свои переработки ни фальшивкой, ни обманом. Он говорил об ИННЕРВАЦИИ, словно зрители сами ведут себя как экспонируемая пленка. Пропагандистские фильмы, обращающиеся к ясному сознанию, он последовательно отвергал. Ни один из них он не брался экспортировать в другую страну.

Мне, берегущему каждую монету в 25 центов, приехавшему два года назад из Одессы в Нью-Йорк, выпало счастье быть техническим помощником великого Эдвина С. Поттера. Инженер Поттер работает режиссером в кинокомпании Эдисона. Я как передовой разведчик нахожусь на месте уже с четырех часов утра. Увеселительные заведения Кони-Айленда, место нашей съемки, еще спят. Солнце должно вот-вот подняться из моря.

Чудовище, по виду не отличавшееся от других слонов, не таило никакого коварства во взгляде своих круглых глаз, оно стояло в своем шатре, устланном соломой, «в ожидании исполнения приговора». Служители, как я полагаю, его не любили, потому что он убил трех их коллег. Они следили за ним, как полагалось по инструкции. И в этот момент животное перемалывало в своей пасти кормовую свеклу и сено. Свои злодеяния слон, наверное, забыл или вообще никогда не воспринимал их как некую «вину», он доверчиво вступал в утро.

Через два часа доставили камеру. Служители вывели осужденное животное на свободную площадку, огороженную от зрителей канатами. От левой задней и правой передней ноги слона тянулись электрические провода: слоны двигаются иноходью, так что достаточно было парализовать по одной ноге с каждой стороны, чтобы сделать его неподвижным.

Мы готовы, крикнул режиссер Поттер. Он сконструировал камеру, которая была запатентована и как проекционный аппарат. Наша команда еще не достигла изощренного уровня 1904 года, когда кинокомпания Эдисона переживала свой пик. Поэтому за слоном не установили светильники, которые подчеркивали бы силуэт корчащегося животного на фоне горизонта[107]. Правда, слон еще не корчился, он спокойно стоял на месте. Зрителей призывали покупать билеты. «Казнь на электрическом стуле в Кони-Айленде» откладывали в ожидании публики, которая должна была подъехать на пригородных поездах.

Около 11 часов служители дали ток. Гигант встал на дыбы. Мускулы его, как мне казалось, были в напряжении. От схваченных проводами слоновьих ног шел дым. Потом гигант рухнул на левый бок, жалкая в своей массивности туша.

Когда слон рухнул, служители и операторы в ужасе отпрянули, они были взволнованны. Поттер сказал: Это будет сенсация. На коробках с негативами писали фирму, дату, название: «Казнь слона на электрическом стуле». Служители, привыкшие кормить животное, мыть его, убирать за ним, испытывали смешанные чувства из-за смерти трех коллег, хотя это и позволило им занять места выбывших. Они исчезли, не высказав никакой критики по поводу проведенной экзекуции.

Я тоже ничего не сказал. 35-миллиметровый фильм о казни африканского животного обеспечил необычайный приток зрителей. Еще и на следующий год бесчисленные кинозрители посмотрели длящийся несколько минут ролик, возможно, они воспринимали эти кадры как доказательство того, что сами они еще живы.

За это время сам я посмотрел фильм четырнадцать раз. Могу сказать: видно не так уж и много. К концу первой минуты на сером фоне можно разобрать дымок, поднимающийся, когда ноги животного начинают гореть. Затем впечатляющее падение. На «казнь на электрическом стуле» все это не похоже. Все действие киноленты основано на ее названии, на предваряющих словах. Позднее мы сняли «Казнь убийцы президента Мак-Кинли» (при этом превзошли число зрителей, посмотревших фильм о слоне). Съемка была постановочной, умерщвляемый газом был статистом.