Шрифт:
Интервал:
Закладка:
горной артиллерии, полевой, тяжелой артиллерии, искровых телеграфов, автомобилей... Скажу коротко: в 1908 г. наша армия была небоеспособной». На момент выступления Поливанова ситуация заметно улучшилась, но все же к 1914 г. были исправлены далеко не все вопиющие недостатки. В частности, сохранялась острая нехватка артиллерии: к началу войны в составе русской пехотной дивизии были семь батарей полевой артиллерии, в германской же дивизии — 14. Так называемая «Большая программа перевооружения» была принята накануне войны, причем осуществить ее планировалось не ранее 1917 г.
Итак, боеготовность русской армии летом 1914 г. была далека от идеальной. Еще менее совершенным выглядело ее командование и руководство военного ведомства во главе с коррумпированным министром А. Сухомлиновым, на котором лежит значительная доля вины за недостаточную подготовку русских войск к боевым действиям. Тем более авантюристическим выглядит решение Николая II и его правительства вступить в войну, которую, исходя хотя бы из чисто военных соображений, стоило оттянуть по меньшей мере на несколько лет. Это решение было продиктовано ложно истолкованными государственными интересами, соображениями престижа и чести, великодержавными и панславистскими настроениями русской политической и военной элиты. В ура-патриотическом хоре потонули голоса немногих здравомыслящих политиков. Одним из них был русский посол в Японии барон Р. Розен. В январе 1914 г. он говорил, выступая в Петербурге перед членами Государственного совета: «Уже два десятилетия Европа живет под режимом двух союзов, в которые две непримиримо Враждебные державы (Франция и Германия. — Я.Ш.) сумели втянуть остальные большие державы... Единственный выход — либо в устранении этого коренного антагонизма, интересам России совершенно чуждого, либо в вооруженном столкновении, от которого России, всегда верной принятым на себя обязательствам, отклониться будет невозможно».
Сербия. Главная союзница России на Балканах, Сербия, Вовсе не была «невинной овечкой», жертвой агрессивности и
экспансионизма Габсбургов, как о том летом 1914 г. трубили русские и французские газеты. После дворцового переворота 1903 г. и избавления от экономической и политической зависимости от Австро-Венгрии внешняя политика Белграда становилась все более энергичной и направленной на объединение всех южных славян под властью династии Карагеоргиевичей. «Идеалом [сербских националистов] была территория империи Стефана Душана, наиболее выдающегося сербского правителя средневековья. Националистов воодушевлял тот прогресс, которого Сербия добилась за последнее время. В результате балканских войн численность населения королевства выросла с 2,9 млн. человек до 4,4 млн. Таким образом, несмотря на глубокое разочарование, вызванное аннексией Боснии и Герцеговины Габсбургами, страна достигла многого...» (Jelavich, II, 109—110).
После того, как в результате балканских войн Турция была фактически вытеснена из Европы, а Болгария заметно ослаблена, основным противником Сербии стала Австро-Венгрия. Рассчитывать на осуществление великосербской мечты в результате стихийного распада государства Габсбургов в Белграде пока не могли: даже среди сербского населения монархии, несмотря нарост радикально-националистических настроений, вплоть до 1914 г. преобладала лояльность по отношению к австрийской династии. Для этого имелись главным образом экономические причины: с материальной точки зрения сербам в Австро-Венгрии жилось лучше, чем в Сербии, которая оставалась одним из самых бедных государств Европы. Поэтому добиться своей стратегической цели белградское правительство могло только после военного поражения дунайской монархии. Нанести его Габсбургам в одиночку Карагеоргиевичи были не в состоянии, посему подключение главного сербского союзника, России, к конфликту с Австро-Венгрией являлось составной частью внешнеполитической стратегии Белграда. «Объективно, ей (Сербии. — Я.Ш.) такая война была больше необходима, чем Монархии, только военное поражение последней открывало шансы на присоединение к Сербии населенных сербами, хорватами, словенцами земель Венгрии и Австрии» (Исламов. Австро-Венгрия в первой мировой войне, 18). Всемерное укрепление союза с Россией, пропаганда великосербских и панславистских идей среди славянского населения Австро-Венгрии, перевооружение и интенсивная боевая подготовка сербской армии — все эти цели преследовала националистическая группировка «Народна одбрана», созданная в 1908 г. Ее членами были многие министры королевского правительства, деятели основных политических партий страны и почти вся сербская военная верхушка.
Наиболее радикальная часть военных создала позднее тайную организацию «Черная рука» («Объединение или смерть»), причастную к подготовке террористов, осуществивших сараевское убийство (см. раздел VIII, главу «Сараево»), Однако в 1913—1914 гг. ситуация на сербской политической сцене складывалась не в пользу национал-радикалов. Деятельность «Черной руки» беспокоила принца-регента Александра, фактического главу государства при престарелом короле Петре, и премьер-министра Н. Пашича, считавшего, что время для решающего столкновения с северным соседом еще не пришло. Даже соглашение о военно-политическом сотрудничестве с Россией, заключенное в январе 1914 г. (оно юридически закрепило давно существовавшее положение дел), не гарантировало сербам успех в возможной войне по целому ряду причин. К ним относились и недостаточная боеготовность сербской армии, и нестабильная политическая обстановка в самой Сербии, и, наконец, отсутствие у белградских политиков стопроцентной уверенности в том, что в случае очередного кризиса Россия не сделает выбор в пользу мира, как в 1909 г.
Исходя из вышеприведенных соображений, а также опасаясь нового военного переворота, принц-регент и сербское правительство попытались приструнить чересчур ретивых активистов «Черной руки». Была создана альтернативная группировка лояльных престолу офицеров во главе с П. Живковичем (так называемая «Белая рука»), в задачу которой входила Постепенная нейтрализация полковника Д. Димитриевича и его сторонников. Борьбу против организации «Объединение или смерть» поддержала и Россия, в том числе русский посол в Белграде Н. Гартвиг, известный своими панславистскими убеждениями и горячей симпатией к сербам. Русское правительство было заинтересовано в стабильном развитии союзной страны и потому предпочитало умеренного националиста Пашича опасному радикалу Димитриевичу. К тому же у российской монархии, которой не понаслышке было известно, что такое политический терроризм, вызывала тревогу склонность «Черной руки» к подпольно-террористическим методам борьбы за осуществление своих целей.
Тем не менее ни поддержка Петербурга, ни сараевское убийство, причастность к которому «Черной руки» (но не сербского правительства!) была быстро доказана, ни последующая война, обернувшаяся для сербов неисчислимыми страданиями, не заставили власти Сербии быстро и решительно покончить с национал-радикалами, которые, по сути дела, обрекли свой народ на эти беды. Только в 1917 г. в греческих Салониках, где пребывало тогда сербское командование, состоялся суд над руководителями «Черной руки», обвиненными в подготовке покушения на принца-регента. В ходе следствия Д. Димитриевич дал письменные показания, в которых признал причастность группировки «Объединение или смерть» к убийству эрцгерцога Франца Фердинанда. Некоторые историки предполагают, что это была ловушка, подстроенная по поручению принца Александра П. Живковичем, посетившим Аписа в тюрьме. Лидеру «Черной руки» якобы обещали помилование в обмен на признание, которое было необходимо Карагеоргиевичам, чтобы обелить себя в глазах австрийцев: «Сербское правительство... готовилось к переговорам с Австро-Венгрией и хотело иметь документ, который перекладывал бы всю ответственность за сараевское убийство на организацию «Объединение или смерть» (Писарев. Сараевское убийство..., 61—62). Впрочем, это не единственная версия появления признания Димитриевича. Как бы то ни было, Апис и двое его товарищей были обвинены в государственной измене и расстреляны в Салониках 26 июня 1917 г. Другие деятели «Черной руки» к тому времени или погибли на фронте, или жили за границей, или подверглись менее суровым наказаниям.