— Картошка плавает? Давайте проверим — бросим одну картофелину в воду, — крикнул командир, когда вода доходила всем уже до груди и заливала ящик с картофелем. Низкорослым морякам она была уже по шею, и они приладили носовые зажимы. В их глазах стоял настоящий ужас.

— Если она тонет, значит, свежая, — вновь раздался голос командира.

Теперь уже все надели носовые зажимы. Сквозь шум прибывающей воды был слышен свист продуваемых кислородных клапанов. Моряки проверяли клапаны каждые десять секунд.

— Если плавает, значит, старая.

— Это справедливо только для яиц, — возразил Тайхман, и это были последние произнесенные ими слова.

Моряки надвинули на глаза очки. Командир вставил фонарик себе в рот и запрокинул голову, чтобы освещать рубку как можно дольше. Некоторые из моряков морщились и пошатывались из-за высокого давления на уши. Поднимавшаяся вода выдавила остатки воздуха в трубке. Они ждали, когда давление воздуха откроет крышку их гроба.

Когда свет погас, Тайхман вставил загубник в рот Бренка и приоткрыл его кислородный вентиль, потом сделал то же самое для себя. Почти сразу же последовал удар молнии, и голова Тайхмана уперлась в подволок центрального поста. Затем громыхнул гром, и вся лодка заполнилась водой. Тайхман чуть было не прокусил загубник своего аппарата.

Рубочный люк был открыт. В лодке больше не оставалось воздуха. Теоретически немного его должно было оставаться под палубой центрального поста, по крайней мере, так учили Тайхмана в школе подводников. Теория, однако, не совпадала с практикой.

Но дыхательные аппараты работали. Тайхман дышал осторожно; он не решался делать глубокие вдохи, потому что боялся вдохнуть воду. Сначала во рту чувствовался привкус холодной резины и меди, затем остался только вкус кислорода. Дышать оказалось легче, чем он предполагал.

Тайхман почувствовал, что Петерсен тонет. Он видел, как тот давился и едва удерживал губами мундштук, массируя себе горло. По телу Петерсена прошла дрожь, его руки конвульсивно дергались. Потом он медленно опустился на палубу центрального поста — все движения в воде были медленными. Впечатление создавалось такое, будто он устал и хочет уснуть.

Тайхману пришлось отвязать его. Он нагнулся и нащупал узел, который затянулся, когда упал Петерсен; развязать его было невозможно. Тайхману потребовалось все его мужество, чтобы вытащить из кармана брюк нож и открыть длинное лезвие. Отчаянно хотелось как можно быстрее выбраться из лодки или погибнуть. Он перерезал линь, а потом связал свободные концы вместе. У него не было сил сложить нож и убрать его. Он просто бросил его и стал на ощупь искать ступеньки трапа.

Тайхман сразу же нашел трап и стал медленно подниматься в рубку, стараясь не повредить дыхательный аппарат и спасательный жилет. Он тащил Бренка за собой, и вместе со старшим матросом, который занял место Петерсена, они вытащили Бренка через люк прямо на мостик.

Наверху Тайхман немного подождал. Ухватившись одной рукой за кронштейн перископа, он дождался остальных моряков из своей группы. Он удивился, что в его баллоне еще оставался кислород; он боялся, что запас иссякнет в любую минуту. Он держал руку над люком и ощупывал голову каждого, кто поднимался; схватив их за волосы, мягко тащил на себя, давая понять, что он здесь и ждет их. И с каждым новым прикосновением он чувствовал себя легче, как будто сбрасывал вес. Он брал каждого за руку и направлял на площадку позади перископа. Двое похлопали его по плечу.

Когда вся группа была в сборе, Тайхман испытал облегчение. Он еще немного приоткрыл кислородный вентиль Бренка и свой и почувствовал, что плавает как пробка. Он трижды дернул линь в знак того, что надо начинать подъем. Моряки ответили ему. Затем он потерял чувство направления.

Вокруг него все было жидким и мягким, и держаться было не за что. Но линь был здесь. Взглянув наверх, Тайхман увидел воду зеленоватого цвета. Он выпустил изо рта облако пузырьков, чтобы замедлить подъем, и линь тотчас натянулся. Не понимая, что делает, Тайхман еще раз выдохнул в воду. Линь натянулся и наклонил его. Затем он сообразил, что выпустил слишком много кислорода, и ему нечем будет накачать спасательный жилет. Он поболтал ногами, но линь оставался натянутым. Он вновь открыл вентиль кислородного баллона, и вода вокруг него стала светло-зеленой. Боясь, что его легкие вот-вот лопнут, он выдохнул еще немного воздуха. Линь натянулся. У него было такое чувство, что остальные уже наверху. Вдруг он понял, что может рассуждать спокойно и ясно. Он также знал, что самое лучшее для его легких — это подниматься как можно медленнее, но его также полностью покинуло и чувство времени. Он не мог сказать, минута или полчаса прошло с тех пор, как он покинул лодку, знал лишь, что кислорода в баллоне должно хватить на полчаса, если дышать экономно. С этой мыслью он начал помогать себе плавательными движениями, чтобы экономить кислород. И тут перед его глазами поплыли темные пятна.

Он был так напуган, что по всему его телу пробежала дрожь. Он смутно помнил, что однажды уже видел перед глазами темные пятна, после чего потерял сознание. Он яростно забил ногами и стал дергать линь, который был по-прежнему натянут. На это он израсходовал много кислорода. Ему не пришло в голову побольше приоткрыть клапан. Он полностью потерял способность соображать.

Паника прошла. Он вдруг снова успокоился и подумал, что темными пятнами могли быть пузырьки воздуха на его очках. Он закрыл глаза и сунул пальцы под стекла очков. Пятна не исчезали. Он отчетливо видел их над собой и подумал, что, наверное, это медузы.

Тайхман где-то читал, что скопища медуз могут сжечь кожу и погубить пловца, если к ним нечаянно прикоснуться. Подниматься на поверхность нельзя. Над ним были крупные медузы. Он промерз до костей. До сих пор он не замечал, что вода такая холодная, но сейчас холод кусал его и заставлял дрожать. Темные пятна росли на глазах. Дабы не столкнуться с ними, ему придется выпустить немного воздуха и отплыть в сторону. Но воздух выпускать не следовало; линь держал крепко, а нож он выбросил. Тайхман слишком разнервничался, чтобы отвязать линь. Он взглянул наверх — темные пятна были прямо над ним. Сосчитал пятна — их было пять. И тут его охватили стыд и усталость — он вел себя как настоящий идиот. Он сделал еще несколько плавательных движений, что-то похожее на кроль, и вдруг увидел небо и своих товарищей.

Их лица были серого цвета. Тайхман закрыл воздушный клапан, вытащил изо рта загубник, до отказа открутил кислородный баллон и почувствовал, как наполняется воздухом спасательный жилет и давит ему на шею. И сразу же он почувствовал невыносимый холод.

— На палубе! — услыхал он чей-то крик.

Он сорвал с себя защитные очки, набрал полный рот воды и стал отплевываться. Без очков лица моряков сделались розовыми. Один из них, наверное, открыл баллон Бренка, поскольку его спасательный жилет был надут.

— На палубе, господин лейтенант.

— На палубе.

Еще несколько голосов крикнуло: «На палубе!» Моряки повторяли этот рапорт, словно попугаи, и, когда из воды неподалеку вынырнуло сразу семь голов, они тоже прокричали: «На палубе!» Тайхман тоже крикнул. Старший квартирмейстер и его люди отозвались. Они качались на волне и выкрикивали эти слова, словно произносили тосты. Потом, дрожа от холода, стали ждать следующую семерку.