Марго усмехнулась — не одна она сошла с ума!

Потом следовали пестрые остатки прежних наслоений, и на них ярко-желтая полосатая кошка с голубыми глазами. Какая-то совсем детская примитивная кошка.

Марго смотрела на эти надписи и думала, что ей понравилось бы нарисовать графити.

Ей понравилось бы нарисовать холст без имени, чтобы его не подписывали никакие Николы Гороффы, чтобы его не продавали никакие Жаки, чтобы его мог закрасить каждый, кому придет в голову.

Так и узнать, сколько она, Елизавета Кошкина, ныне Марго Танк, стоит на самом деле. Если сразу закрасят — ничего, если не сразу, то сколько-то стоит. Нет не сколько-то! Чего-то.

Примитивистская кошка стояла на задних лапах и, оскалив милые клыки и выпростав милые когти, угрожала черному человеку. Получилось это случайно — авторы рисунков не сговаривались и вряд ли обратили внимание на творчество друг друга. Просто кому-то захотелось нарисовать черного дядьку а кому-то желтую кошку. Под кошкой аккуратненько стояли две банки — из-под желтой краски и голубой. И надо же такому случиться — в них еще оставалась краска. И даже распылители были целы. Кошка была совсем свежей.

Марго немного подумала и решила превратить черного человека в фон. Просто всего остального было жаль. А больше стены не было!

Она надавила на пенек распылителя, и вскоре на стене появился синий треугольник, обращенный конусом вниз — небо над шоссе в Нарве. Две извилистых линии, расходящихся вниз — шоссе. Синяя краска на этом закончилась. Зато желтой было вдоволь.

И вдруг Марго осенило!

Она вспомнила видение, вспыхнувшее на кладбище и решила, раз она не знает, где стоял Чижик и читал стихи, написанные на стене, то она напишет их сама! Она сейчас их напишет!

Встряхнув баллон, Марго взялась за дело.

«Ветер — в открытые окна.

Город — холодные звезды.

Выстрел — короткое слово.

Верить — порою непросто.

Он был конгда-то солдатом.

Смерть целовала в окопах.

Трудно от памяти прятать

Прошлого…»

На этом краска иссякла. «Прошлого» уже разбиралось с трудом. Марго отбросила баллон, он покатился с жестяным грохотом.

И с этим грохотом воодушевление покинуло Марго. Она глянула на часы — полтретьего. Пора бы и поспать. За углом она услышала музыку. Парни в широких шьтанах реповали вокруг магнитофона.

«…тени на Сакрэ

медленный яд

сочится в бронхи к вам, в

а - ль - ве - о - лы

им повезет кто-то шагнет

вместо них за край.

А ты просто идешь в школу.

Они воруют чужую удачу

значит пусть плачет

кто-то другой но не они.

Огни на Сакре объявляют войну

Риволи,

цветы зла вырастают на

клумбах глаза вырастают

из стен и замочных скважен,

не важно какой результат

они превращают тебя

в элемент системы, опустошают,

превращают в муку, в порох, в труху.

паук переварит муху,

набитое брюхо теплей.

но ты не причем,

почувствуй плечом

друга. ты безоружен,

поэтому нужен только как

бездумная тварь.

кто виноват?

кто во всем виноват?

тебе не ответит никто

почему самолеты взрываются,

рушатся стены и даже горят.

Для кого эта цепь случайностей

выс-тро-Енна в ряд?

Марго усмехнулась: ну вот! Уже рэперы на улицах танцуют про песни про роботов-пришельцев, которые управляют статистикой! Прав Андрэ Бретон — лучшая секретность это отсутствие сексетности! Эти роботы, или кто они там, и правда, мастера своего дела — все про них знают, но никто не верит. Супер!

А на самом деле (что вероятнее всего!) идея о роботах такой же бред — общечеловеческая паранойя, как заговор сионистов, например. Или масонов. Из века в век людей одолевают бредовые построения только из одного желания — получить логичную картину мира. Если тебе не повезло, хочется узнать кто виноват. Вот и начинаеются поиски тех деревьев, которые подняли ветер. А ветер поднимает Солнце! Куда мы все против Солнца?

А люди разные бывают. Кто-то из них — робот, а кто-то маленькая обезьянка, кто-то овца, а кто-то пронырливая обезьяна, есть даже волки и змеи… Зря что ли придумали Зодиак? Но дело-то в чем? Дело в том, что на самом деле люди в своей сумме никакие: ни хорошие, ни плохие. А поступки каждого проистекают из совокупности внешних и внутренних обстоятельств. Если эти две силы совпадают по направлению, то человек взлетает вверх по человеческой пирамиде с непомерной скоростью. Если нет, то он может погибнуть раздавленный двумя мощными энергиями — внутренней и внешней. Вот и все. И нет ничего другого.

Трудно поверить, что внутри кого-то есть сила способная иметь вектор противоположный внешнему безнаказанно. Трудно в это поверить.

А ей, Марго, надо просто выбрать то или это. То или это.

* * *

Ночь прошла, и солнце требовательно коснулось век Марго. Она поморщилась. Часы пробили двеннадцатый раз, и заиграла жестянная музыка. Где-то в гостиной игрушечный король со свитой заспешил к принцессе. Мар открыла глаза. Она долго лежала с открытыми глазами, чувствуя себя больной и незаслуженно гадкой.

Часы затихли.

Безосновательное чувство вины. Не сделав ничего плохого, чувствуешь себя в дерьме. Быть виноватым реально — лучше. По крайней мере есть за что. Что хотел, то и получил. Совершил преступление, поди получи наказание. А тут — преступления никакого. Наоборот, ты — жертва! Ты — жертва! А чувствуешь, что ты — полное дерьмо!

Не это ли состояние греха? Быть жертвой — вот грех!

Стыд — это внутренный позор слабака.

Марго тряхнула головой и поднялась. На полу она нашла вчерашнюю записку оставленную, видимо, успокоившейся Аурелией.

«Возьми в холодильнике сыр и вино.

Хлеб разогрей в духовке. Звонил Жак.

Он приедет завтра в полдень. Соберись.

Я тебя простила.

Аурелия.»

Жак позвонил по домофону, когда она умывалась. Прямо со щеткой в руке побежала открывать. Повернув ключ, Марго поспешила в комнату. Щетку в рюкзак. Холсты — к выходу.

— Привет! — Жак вошел в квартиру. — Неси картины.