У него было три камня, однако он рассчитывал, что успеет сделать лишь единственный бросок, прежде чем его схватят. И прошли годы с тех пор, как…

Он со свистом раскрутил над головой пращу, скрученную из полос оторванной от одежды ткани. Несколько апатичных взглядов обратились в его сторону. Он выпустил снаряд.

– Горе мне! – простонал он, потрясая поднятым к небу кулаком.

Он настолько промахнулся, что шагун даже ничего не заметил. Никто, однако, не выдал Насмешника. Не появился ни один смуглый стражник, чтобы швырнуть его обратно в грязь. Атака была жестокой. Похоже, какие-то безумные бойцы, подумал он.

Напрягая зрение, он попытался вглядеться в стену дождя и заметил Рескирда Драконобоя. К нему внезапно вернулась надежда – то были лучшие воины в этой части мира.

Второй камень попал в цель – не с такой точностью, как в детстве, но достаточно близко, чтобы сломать шагуну челюсть. Солдат-чародей пошатнулся, бросив свой дым, вытянул руку, словно прося о помощи, и двинулся к пленным. Насмешник метнул взгляд на измученных нордменов. Некоторые начали проявлять интерес к происходящему. Шатаясь от слабости, Насмешник направился к шагуну и, размахнувшись цепью, повалил его в грязь. Никто до сих пор не вмешивался, хотя в его сторону повернулось несколько смуглых лиц. Воспользовавшись кинжалом шагуна, Насмешник быстро покончил с ним.

– А теперь Водичка, – проговорил он, стоя с окровавленным клинком в руке. Сквозь шум сражения он слышал, как Драконобой кричит своим людям, чтобы те смыкали ряды и отступали. Добраться до них Насмешник никак не мог. – Я пропал, – пробормотал он. – Меня зажарят на вертеле на медленном огне, и ни один скальд не сложит песню в мою честь.

Ловко, словно юный воришка, каким он и был, когда впервые встретил Гаруна в начале войн, он обыскал одежду шагуна, забирая все, что не было закреплено. Затем он пробрался мимо задней стены шатра, надеясь скрыться, прежде чем кто-нибудь заметит, что произошло. Взгляды наблюдавших за ним нордменов теперь горели завистью и гневом. Изнутри шатра доносился недовольный голос Водички, – вероятно, тот был пьян или болен.

А потом раздались крики – его преступление раскрылось.

I. Смерть

День был вовсе неподходящим для смерти. Утро выдалось ясным и теплым, на небе – ни облачка. До полудня улицы высохли.

– Это неправильно, – сказал Гьердрум, глядя в окно рядом с постелью отца. – В рассказах смерть всегда приходит грозовой ночью или среди густого утреннего тумана.

Королева сидела возле постели, держа Тарлсона за руку. Со вчерашнего вечера он не приходил в сознание.

– Мой отец называл смерть последним демократом, – сказала она. Под ее глазами проступили глубокие тени. – А также безоговорочным аристократом и великим уравнителем. Никто и ничто не производит на нее впечатления. И ее нисколько не интересует, что, по нашему мнению, подобает данному моменту.

– Мама не придет. Она заперлась в спальне… Сказала, что не выйдет, пока он не вернется домой. Он всегда возвращался. Он мог получить рану, которая убила бы медведя, но всегда возвращался. Но она знает, что на сей раз ему не удастся. Она пытается вернуть его силой воспоминаний.

– Гьердрум, если что-то… Ну, ты знаешь…

– В той комнате зачали меня – в те времена, когда он был всего лишь одним из многих солдат вессонской пехоты. За ночь до того, как королевское войско и гвардия выступили против Эль-Мюрида в ущелье. Почему он так и не переехал в другой дом? Он взял себе несколько других комнат, но так и не переехал…

– Гьердрум!

Он обернулся.

– Его веки. Они дрогнули.

Тарлсон открыл глаза и, собрав остатки сил, хрипло прошептал:

– Гьердрум, иди сюда.

– Не трать зря силы, отец.

– Есть кое-что, о чем я должен тебе сказать. Смерть уже пришла, но я не мог уйти вместе с ней. Ничего не говори. Мне нужно спешить – она ждет. Что делает сейчас Рагнарсон?

– Решает вопрос с силуро. Он поспал пару часов, потом повел свой полк и гвардию в их район. С тех пор он ничего нам не сообщает, лишь присылает пленных и повозки с оружием. Он прочесывает дом за домом, а они вопят и отбиваются, но каждого, кто протестует, тут же арестовывают. Или убивают.

– Гьердрум, я не доверяю этому человеку. Собственно, даже сам не знаю почему. Возможно, дело в бин Юсифе. Между ними есть связь. Они сражались друг с другом, но когда их работодатели погибали – оба богатели. Он слишком много знает о том, что происходит. И возможно, он работает на Итаскию. Некоторые его наемники – солдаты итаскийской армии. – Тарлсон несколько минут лежал молча, собираясь с силами. – Это игра империй, – наконец сказал он. – А Кавелин – доска, на которой она идет. Гьердрум, я дал слово королю и пытался его сдержать. Если пожелаешь – передам его тебе… Хотя одним богам ведомо, как это может тебе удаться. Как только сможешь… Скажи матери… Прости… Мой долг… Теперь она уже точно пришла за мной. Где дует западный ветер… Она поймет… Я… Я…

Веки его медленно опустились. Сперва Гьердруму показалось, что отец заснул. Наконец тишину нарушила королева:

– Он?..

– Да.

Они почти не плакали. Ожидание неизбежного притупило боль.

– Гьердрум, найди полковника Рагнарсона. Скажи, чтобы пришел в мои покои. И сообщи министрам, что в восемь состоится собрание кабинета. Не говори никому, что здесь произошло.

– Да, госпожа.

Он неловко отдал ей честь. Нужно было думать о долге.

II. Встреча

Рагнарсон ехал, выпрямившись в седле. Конские копыта стучали по мостовым пустых улиц. Нужно было держаться, несмотря ни на что. Он настолько устал, что у него возникали видения.

По обеим сторонам от него ехали тролледингцы, готовые сразу же действовать. Однако всерьез чего-то ожидать было сложно – население города перепугалось. Люди показывались лишь на мгновение – в щелях между ставнями.

Сегодня Воргреберг, завтра Престол. Потом Водичка. И до наступления весны – весь Кавелин. Нужно было объединить королевство, чтобы оно могло противостоять капталу и Шинсану.

Во дворце было так же пусто, как и во всем городе. С разрешения королевы он отослал из него всех, способных носить оружие. Лишь однажды они встретили небольшое сопротивление, и стало ясно, что повторного не потерпят.

Когда он вошел в ее покои, она расхаживала от стены к стене, ломая пальцы. Под глазами залегли синяки.

– Эанред умер.

Она кивнула.

– Полковник, все разваливается. Весь мой мир. Мне не хватает сил. Я предпочитаю бежать прочь, нежели встречать опасность лицом к лицу. Эанред был моей силой, как прежде муж. Не знаю, что теперь делать. Мне хочется бежать…