труппа – или же только часть коллектива – регулярно куда-то выезжала. И везде, понятное дело, артисты были желанными гостями.

Однажды коллектив театра выехал на такой концерт.

До места добирались почему-то не по суше, а по морю, на катере.

Благополучно прибыли. Дали концерт, на который собрался весь затерянный в глуши посёлок.

А потом артистов, разумеется, хорошо, с размахом, по-сахалински, по-островному, не то что где-то на материке, угостили.

Да ещё и с собой надарили гору всякого питья, в основном питьевого спирта и домашнего, проверенного, отменно хорошего качества и высокой крепости, тщательно очищенного самогона, который на Сахалине всегда гнали, гонят и гнать будут, – сам это видел, знаю, пробовал, испытал почти двадцать лет назад, – к тому же и закуски там, на острове, всегда предостаточно – горбуша, икра, черемша, всякие корейские закуси и специи, – так что народ выпивает там обстоятельно, с чувством, с толком, с расстановкой, и всегда хорошо, обильно закусывает.

Впрочем, крепость напитков такова, что, как ты ни закусывай, сколько чего ни съешь, а всё одно в итоге опьянеешь.

Ещё и опохмеляться придётся, это уж как пить дать.

Ну так вот.

Сопровождаемые населением посёлка, загрузились артисты на катер. Немногочисленная, тоже изрядно поднабравшаяся команда катера, состоявшая из капитана, рулевого и матроса, с трудом держалась на ногах. Однако, завели мотор. И, провожаемые собравшимися на берегу, машущими вслед поселковыми жителями, приобщившимися к высокому искусству, отбыли.

Вышли в море. Приняли там, на борту, ещё хорошенько, разгулялись, вместе с командой повеселились всласть, – благо, питья было с собой – хоть залейся.

А потом… А потом никто ничего уже и не помнил – что там было потом. Все, как говорится, вырубились. Разом. То есть отключились. Уснули.

Через какое-то трудноопределимое время самым первым очнулся, кое-как пришёл в себя – Леонард.

Он выбрался из каюты наверх и долго стоял, с трудом соображая, где он сейчас находится.

Мотор внизу невозмутимо и монотонно гудел.

Катер шёл себе да шёл, рассекая носом всё увеличивающиеся, прямо на глазах, волны. Шёл – неведомо где и неведомо куда. Вокруг было – только море. Сплошная вода. Ни малейших признаков берега не было видно. Катер словно висел между колоссальной массой широко плещущейся, уже рокочущей воды и хмурыми, набрякшими влагой, исполосованными ветром небесами.

Над катером с отчаянными криками носились встревоженные чайки. В их крике читалось желание пристроиться на этом вот катере, на этой посудине, рядом с людьми, и переждать надвигающуюся непогоду. Похоже, назревал шторм.

Несколько протрезвев, Леонард попробовал разбудить команду катера, всех по очереди – капитана, рулевого, матроса.

Но куда там! Они крепко спали. Они были мертвецки пьяны.

Брошенный без присмотра, на произвол судьбы, штурвал покачивался, слегка вертелся, двигался, сам собою.

Мотор исправно работал. Катер шёл в никуда.

Не удалось разбудить и никого из артистов.

Что-то надо было ведь срочно делать! Что-то необходимо было немедленно предпринять! Иначе… Иначе всякое могло быть.

И тогда Леонард – сам встал за штурвал.

Сроду он этого раньше не делал. Понятия никакого не имел, что это такое – вести катер правильно по курсу.

Какой там курс! Куда – вести? Как – вести?

Где он, компас? Где вообще – север, юг, запад, восток? Резкий ветер свистел, завывал за распахнутой дверцей рубки. Отчаянно кричали чайки. Горизонт покрывался мглой. Хлопья и волокна тяжёлой, густой, безразлично нависающей над морем, серой мглы были уже рядом, наверху, по сторонам, везде.

Леонард – решил действовать, как Бог на душу положит. По наитию, по чутью.

Он стоял за штурвалом – и куда-то вперёд и вперёд вёл катер, в каютах которого дрыхнул и вдребадан пьяные люди.

Он вёл катер, ощущая сейчас ответственность свою – за то, что он делает, за всех товарищей своих.

Он был уже совершенно трезв.

Как в детских мечтах, ощущал он себя опытным, прекрасно знающим своё морское дело, суровым, хоть и несколько романтичным по натуре, не лишённым сентиментальной жилки, но, прежде всего, практичным, хладнокровно рассчитывающим все свои действия, а потому и удачливым капитаном.

Иногда мелькала в голове и шальная мысль.

Велик был соблазн – вот взять да и вырулить не в один из сахалинских портов, а прямиком в Японию!

Был же здесь случай, да и не один, когда пьяный мужик засыпал – в лодке с работающими моторами, а просыпался – там, в стране восходящего солнца.

Что почувствовала бы труппа драмтеатра, если бы пробудилась за границей?

По расстоянию – не так уж она и далеко отсюда, эта заграница. Капиталистическая. Но и восточная. И даже дальневосточная. Следовательно, – со своим, особенным, неповторимым колоритом. И то сказать! Острова. Города-мегаполисы. Промышленность. Но там же, поскольку всё у них там поблизости одно от другого находится, совсем рядышком – и природа. Горы. Храмы. Сакэ. Сакура. Высоко в облаках – Фудзияма. Узорные кровли. Фонарики. Гейши. Самураи. Мечи. Обычаи. Домики, вроде игрушечных. Иероглифы. Бухты. Сопки. Куросава. Акутагава. Хокку. Танки. Душистый чай. Словом, сон. Или просто грёзы. Тем не менее, для кого-то – это явь. Повидать бы однажды, хоть одним глазком, эту явь!..

Но Леонард отгонял от себя подобные мысли.

Он был сейчас – один за всех. Он принял решение. И он обязан был это своё решение – выполнить. Должен был всех, по существу, спасти.

И он привёл катер к берегу!

Уже стемнело, когда Леонард разглядел далеко впереди тускло мерцающие сквозь сплошную пелену мглы портовые огни.

Он растолкал капитана. Вылил на него ведро воды. Разбудил-таки. Непросто было это сделать.

Капитан, чертыхаясь, вылез наверх, поглядел вокруг, потом – на мерцающие огни порта впереди, потом взглянул внимательно на Леонарда и выдавил:

– Ну и ну! Дела-а!..

Ещё разок, попристальнее, поглядел на Леонарда:

– А ты, брат, герой!

Леонард показал ему на штурвал:

– Ты хоть сейчас доведи катер до порта!

– Сделаем! – живо откликнулся капитан.

Он на глазах трезвел. Он понимал, что стал свидетелем чуда.

– Надо же! – сказал он. – Выручил, брат. А то… могли бы и того!..

– Могли бы, – сказал ему Леонард, – да не стали. Передумали. Некогда нам. Пожить ещё надо.

– Это уж точно! – поддержал его капитан. – Пожить всем нам ещё ох как надо!

Он крепко ухватился за штурвал и привёл переваливающийся с волны на волну, иногда захлёстываемый солёными водяными выплесками и жгуче-холодными брызгами катер в порт.

Артисты начали просыпаться только тогда, когда катер уже пришвартовался. Они вылезали один за другим наверх, не вполне ещё осознавая, где они сейчас находятся.

Капитан рассказал им – кто их спаситель.

А Леонард