Практически невозможно определить, какова доля офицерства, служившего сторонам конфликта по глубоко внутренне обоснованным идейным соображениям. Представляется, что она была невелика. Выбор той или иной силы сплошь и рядом был делом обстоятельств. Яркий пример — метания на оккупированной Украине героев «Белой гвардии» Булгакова, под руководством немцев создававших офицерские отряды для борьбы с Петлюрой. Ниже, подробно рассматривая кровавые события в Ярославле 1918 года, мы вновь увидим, сколь шатки были основания для выбора между красными и белыми, сколь незначительные факторы подчас играли в нем роль.

Слишком часто речь шла о простом бегстве от хаоса к порядку, или к тому, что воспринималось как силы порядка, — пусть и по старой памяти. В значительной мере именно этим объясняется выбор офицерства в пользу Белой армии на начальном этапе Гражданской войны. И именно в этой связи симпатии по ходу противостояния менялись — по мере разложения белых сил и эволюции красных. В современной публицистике и отчасти в исторических публикациях почему-то совершенно не учитывается тот факт, что Красная армия с 1918 по 22 год прошла огромный путь от плохо вооруженных полуанархических отрядов, чуть ли не банд, до дисциплинированной, отлично организованной структуры. Офицер Н. Воронович вспоминал о событиях 1920-го в районе Сочи: «Впервые после 1918 года я увидел красноармейцев и был поражен их дисциплинированностью и военной выправкой, так резко отличавшей их от прежних разнузданных, необученных и наводивших страх даже на самих комиссаров, солдат красной гвардии. Через некоторое время по приезде в Сочи я имел возможность еще более убедиться в коренной реорганизации красной армии, которая нисколько не отличалась, а в некоторых отношениях была даже лучше организована, чем прежняя дореволюционная русская армия»[747].

Другой офицер, участник Белого движения П. Макушев, вспоминал о 1920‑м: «По главной улице проходит конница, бригада в полном составе. «Куда деникинской коннице до этой…», — слышу сзади в толпе голос. Оборачиваюсь и… удивлению нет границ: в говорившем узнаю одного из помощников атамана М отдела»[748].

Следует, конечно, учитывать относительную добровольность выбора стороны конфликта — уже летом 1918 года Советы перешли к мобилизации в армию бывших царских офицеров. Однако мобилизация существовала и в Белой армии, а сама специфика конфликта была такова, что перейти на другую сторону не являлось задачей, заведомо невыполнимой.

Распространенным мифом является широкое применение Советской властью заложничества семей военспецов (как называли привлеченных в РККА офицеров) с целью добиться их покорности. Для обоснования этих утверждений приводят, как правило, грозные приказы Троцкого, например, от сентября 1918 года: «Предательские перебеги лиц командного состава в лагери неприятеля, хотя и реже, но происходят до настоящего дня. Этим чудовищным преступлениям нужно положить конец, не останавливаясь ни перед какими мерами… Пусть же перебежчики знают, что они одновременно предают и свои собственные семьи: отцов, матерей, сестер, братьев, жен и детей. Приказываю штабам всех армий Республики, а равно окружным комиссарам, представить по телеграфу члену Реввоенсовета Аралову списки всех перебежавших во вражеский стан лиц командного состава со всеми необходимыми сведениями об их семейном положении. На т. Аралова возлагаю принятие, по соглашению с соответственными учреждениями, необходимых мер по задержанию семейств перебежчиков и предателей»[749].

Однако даже эти приказы, если выстроить их в хронологическом порядке, позволяют усомниться в том, что хоть какие-то действия во их исполнение принимались. В декабре, — через три месяца, — Троцкий телеграфирует в отдел военного контроля РВСР, что со времени прошлой телеграммы «произошел ряд фактов измены со стороны бывших офицеров, занимающих командные посты, но ни в одном из случаев, насколько мне известно, семья предателя не была арестована, так как, по-видимому, регистрация бывших офицеров вовсе не была произведена. Такое небрежное отношение к важнейшей задаче совершенно недопустимо. Предлагаю Вам в кратчайший срок заняться выполнением возложенной на Вас в свое время задачи»[750].

Исследователь темы заложничества семей военспецов историк A. Ганин отмечает, что и далее на протяжении всей Гражданской войны предпринималось попытки составить списки бывших офицеров с указанием их семейного положения и местом проживания семей, однако эта работа ни разу так и не была проведена. По целому ряду причин. В частности, в связи с тем, что учетом военспецов в РККА занимались сами же военспецы[751]. Других специалистов должного уровня у Советской республики просто не было. Вплоть до того, что военком Полевого штаба РВСР Семен Иванович Аралов (1890‑1969), которому Троцкий предписывал принять необходимые меры по задержанию семейств перебежчиков, сам являлся штабс-капитаном царской армии.

Меры, предлагаемые Троцким, популярностью не пользовались, о чем говорит такой факт: от сбора подписок об ответственности семей военспецов в ноябре 1918 года устранились чекисты. Председатель Петроградской ЧК B. Яковлева сообщила на запрос Троцкого, что такая подписка является делом военного ведомства и может быть осуществлена приказом по армии[752].

Существенную сложность представлял собой и сбор анкетных данных офицеров с указанием их семейного положения и адресов проживания родственников. Каким либо образом в разумные сроки удостовериться, что в анкете указана правдивая информация, не представлялось возможным.

Если отбросить эксцессы явного бандитизма и мародерства, в которых могли страдать семьи военспецов, исследования Ганина свидетельствуют: ни о каком применении заложничества в ходе Гражданской войны, несмотря на грозные приказы Троцкого, говорить не приходится.

Вместе с тем, отмечает историк, «слухи о заложничестве семей были удобным оправданием при попадании в плен. Взятые белыми в плен военспецы на Северном фронте на вопрос, почему они не переходили к белым добровольно, отвечали, что не могли этого сделать, поскольку семья была в заложниках. По всей видимости, подобные оправдания службы у красных были достаточно распространены и не особенно убедительны для белых: мемуарист приводит недовольный ответ опрашивавшего пленных: «Рассказывайте… все вы так говорите»[753].

Выше мы рассмотрели силы, вовлеченные в Гражданскую войну в России. Отдельно остановимся на одном из ключевых эпизодов противостояния — Ярославском мятеже лета 1918 года, по сути, знаменующего переход от стычек и локальных боевых действий к полномасштабной войне уже и в Центральной России.