Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сандерс помахал ему рукой и отправился вдоль опушки леса. Служители, закончив свое дело, возвращались к проходной, положив палки на плечи. Прокаженные отступили в густую тень, почти скрывшись из виду, но Сандерс ощущал, как их глаза смотрят сквозь него на раскинувшийся вдали лес, единственное связующее звено между этими едва узнаваемыми человеческими существами и окружающим его миром.
– Доктор! Доктор Сандерс!
Обернувшись, Сандерс увидел Луизу Пере, направляющуюся к нему от припаркованной у входа штабной машины. Она помахала рукой глядящему на нее сквозь ветровое стекло французскому лейтенанту. Тот широким жестом отсалютовал ей и уехал.
– Луиза… Арагон сказал, что ты приедешь сегодня утром.
Луиза подошла к нему и, широко улыбаясь, взяла за руку:
– Я с трудом тебя узнала, Эдвард. Прямо-таки маскировочный костюм.
– Такое ощущение, что он мне сейчас нужен. – Усмехнувшись, Сандерс показал на деревья в каких-нибудь двадцати ярдах от них, но Луиза не заметила сидящих в тени прокаженных.
– Арагон сказал, что ты застрял в лесу, – продолжала она, критически оглядывая Сандерса. – Но ты, кажется, цел и невредим. Я разговаривала с доктором Татлиным, этим физиком, и он объяснил свои теории относительно леса – очень сложные, поверь мне, все про звезды и время, ты будешь поражен, когда я тебе их расскажу.
– Не сомневаюсь.
С удовольствием прислушиваясь к ее беспечной болтовне, Сандерс взял ее под руку и увлек по направлению к теснящимся позади госпиталя коттеджам. После запаха антисептиков и пропитывающего все вокруг ощущения болезни и компромисса с жизнью быстрая походка Луизы и ее свежее тело явились, казалось, из какого-то позабытого мира. Ее белые юбка и блузка сияли на фоне пыли и мрачных деревьев со скрытыми за ними соглядатаями. Ощутив, как соприкасаются их бедра, Сандерс на миг почти поверил, что навсегда уходит с нею из Монт-Ройяля, госпиталя и леса.
– Луиза! – Он со смехом прервал ее краткий отчет о проведенном на армейской базе вечере. – Ради бога, помолчи. Зачем перечислять мне всех офицеров в лагере?
– Да я не про то! Эй, куда ты меня ведешь?
– Угостить тебя кофе. Выпить что-нибудь покрепче самому. Пойдем в мой коттедж, слуга Макса принесет нам туда все, что нужно.
Луиза заколебалась.
– Ну хорошо. Вот только…
– Сюзанна? – Сандерс пожал плечами. – Она спит.
– Что? Сейчас?
– Она спит все дни напролет – ночью ей нужно дежурить в амбулатории. По правде говоря, я ее почти не видел. – И он быстро добавил, понимая, что совсем не обязательно Луиза хотела услышать от него именно этот ответ: – Зря я сюда ехал – все само собой сошло на нет.
Луиза кивнула.
– Хорошо, – сказала она, вряд ли убежденная до конца. – Возможно, все к тому и шло. Ну а твой друг – ее муж?
Прежде чем Сандерс успел ответить, Луиза остановилась и схватила его за руку, встревоженно указывая в сторону деревьев. Здесь, в стороне от дороги и проходной, прокаженных отогнали всего на несколько ярдов, и их лишенные выражения лица отчетливо виднелись под деревьями.
– Эдвард, вон там, что это за люди?
– Человеческие существа, – ровным голосом ответил Сандерс. И с еле заметным сарказмом добавил: – Не пугайся.
– Я и не пугаюсь. Но что они делают? О Боже, там их сотни! И пока мы с тобой разговаривали, они все время были здесь.
– Вряд ли им пришло в голову нас слушать. – Сандерс подтолкнул Луизу к пролому в ограде. – Бедолаги, они просто-напросто сидят там как заколдованные.
– Кем же это? Мною?
На это Сандерс громко рассмеялся. Вновь взяв Луизу за руку, он крепко сжал ее.
– Дорогая, что с тобой сделали эти французы? Это я околдован тобою, а этих людей, боюсь, влечет только лес.
Они пересекли тесный двор и вошли в коттедж Сандерса. Позвонив в колокольчик, он вызвал слугу Клэров и заказал ему кофе для Луизы и виски с содовой для себя. Получив заказанное, они расположились в гостиной. Сандерс включил вентилятор на потолке и снял пиджак.
– Ну что, маскировку долой? – спросила Луиза.
– Ты права. – Придвинув скамеечку для ног, Сандерс уселся на нее у самого диванчика. – Я рад, что ты здесь, Луиза. Теперь это место не так похоже на могилу.
Подавшись вперед, он забрал у нее из рук чашечку и блюдце. Потом поднялся, чтобы сесть с ней рядом, но передумал и, подойдя к окну, выходящему на бунгало Клэров, опустил пластиковое жалюзи.
– Для человека, столь не уверенного в себе, ты, Эдвард, иногда бываешь потрясающе расчетливым. – Луиза с улыбкой наблюдала, как он усаживается рядом с ней. Оттолкнув для вида его руку, она спросила: – Ты что, все еще испытываешь себя, мой дорогой? Женщина всегда предпочитает знать, какая ей отводится роль, в особенности – в такие моменты. – Сандерс на это промолчал, и она указала на жалюзи: – Мне показалось, ты сказал, что она спит. Или нетопыри-вампиры вылетают здесь и днем?
Когда она рассмеялась, Сандерс крепко взял ее рукой за подбородок:
– День или ночь – какая теперь разница?
* * *
На ланч они остались в коттедже Сандерса, а потом он рассказал о том, что пережил в лесу:
– Я помню, Луиза, когда я только-только появился в Порт-Матарре, ты сказала мне, что это – день весеннего равноденствия. Раньше мне, конечно же, не приходило в голову, но теперь я отчетливо осознал, до какой степени все вне леса разделялось на светлое и темное, – это было отлично видно в Порт-Матарре с его странным освещением в галереях и джунглях вокруг города – даже в его людях, сплошь и рядом оказывавшихся темными и светлыми двойниками друг друга. Если оглянуться назад, все они словно разобьются на пары – Вентресс в своем белом костюме и шахтовладелец Торенсен с его чернокожей бандой. Теперь они сражаются где-то в лесу над телом умирающей женщины. Далее, Сюзанна и ты сама – ты с ней не встречалась, но она твоя полная противоположность, неуловимая и сумеречная. При твоем же появлении сегодня утром мне показалось, что ты сошла прямо с солнца. Опять же, есть еще и Бальтус, священник с лицом как посмертная маска, хотя одному только Богу известно, кто его двойник.
– Быть может, ты, Эдвард.
– Может, ты и права; мне кажется, он пытается освободиться от своей веры – точно так же, как я пытаюсь ускользнуть от Форт-Изабель и лепрозория, – на это мне указал бедняга Радек.
– Но откуда, Эдвард, это деление на черное и белое? Люди становятся теми или другими в зависимости от твоего взгляда на них.
– Ты думаешь? Я подозреваю, что все это гораздо сложнее. Вполне возможно, что существует некое коренное отличие между светом и тьмой, унаследованное нами от всех предшествующих форм жизни. В конце концов, отклик на свет – это отклик на возможность жизни как таковой. Насколько нам известно, это существеннейшее разграничение – чего доброго, вообще единственное – утверждалось в человеке буквально каждый день на протяжении сотен миллионов лет. Грубо говоря, само течение времени поддерживает в нас это убеждение, а теперь, когда время отступает, мы начинаем отчетливее видеть контрасты буквально во всем. Дело не в том, чтобы соотносить те или иные морально-этические представления со светом или тьмой, – я не принимаю ни сторону Вентресса, ни сторону Торенсена. Если смотреть на них по отдельности, они кажутся нелепыми, но, возможно, лес сделает их самодостаточными. Там, в этой радужной обители, трудно отличить одно от другого.