Вивальдо не хотел слышать конец ее истории. Он вспомнил, как сам шнырял по Седьмой авеню, может, он там так и остался. А еще вспомнил прошедший день, Эрика, Кэсс и Ричарда и физически почувствовал, как его несет туда, где он неминуемо проиграет.

– Оставался только один путь, об этом говорил и Руфус, – отправиться в мир белых, и я это сделала. Вначале я ничего не понимала. Белые мужчины смотрели на меня собачьими глазами, а я прикидывала, что смогу с ними сделать. Как я ненавидела их! Ненавидела их лица, голос, их чертову белую кожу и вялые членики, подрагивающие в брюках. С ними можно проделывать черт-те что, они так и ждут чего-нибудь поразвратнее и поразнузданнее, считая, что уж ты, конечно, все умеешь. Ведь ты черная! Те, что повоспитаннее, не просят «будь поразвратнее», они говорят: «покажи класс». Мне всегда было интересно, что они делают друг с другом в постели, – белые, я имею в виду, – и как становятся такими больными. Потому что они действительно больные, не сомневаюсь. Я и мои две подружки встречались с несколькими такими вот психами. Но дураками они не были и знали, что им, белым, все позволено, и, когда хотели, смывались домой, а ты – катись куда хочешь. И тогда я подумала: нет, это дерьмо не для меня – не нужны мне их гроши, и не хочу я, чтобы мной распоряжались.

Она отхлебнула виски.

– Как раз в это время ты обрывал мне телефон, но я не думала о тебе тогда, во всяком случае, серьезно не думала. Ты мне нравился, но у меня и в мыслях не было связаться с белым парнем, у которого нет денег, да и вообще ни с кем связываться не хотелось. Но, повторяю, ты мне нравился, и те несколько раз, что мы виделись, были своего рода отдохновением от тех других, жутких типов.

Ты был по-настоящему добр ко мне. И в глазах у тебя не было того гнусного выражения, что у них. Ты вел себя как славный парень, и, сама того не замечая, я понемногу привыкала к тебе. Иногда мы встречались всего на несколько минут, выпивали по чашке кофе или еще чего-нибудь, и я убегала… но на душе у меня становилось легче. Как будто появлялась защита от их глаз и рук, а без этого мне было ужасно мерзко. Я старалась, чтобы о моем времяпровождении не узнал отец, и гнала от себя мысли о Руфусе. Именно тогда я решила, что стану певицей. Стану в память о Руфусе, и тогда все остальное померкнет и потеряет значение. Так я могла свести счеты. Но мне требовалась помощь, и тогда, именно тогда я… – она замолкла, разглядывая свои руки, – решила переспать с тобой, не завести роман, а просто переспать с тем, кто мне нравится. С молодым человеком. Потому что все те мужчины – очень старые, безразлично, сколько лет им на самом деле. До тебя я спала только с одним парнем, который был мне по душе, он жил по соседству, но потом ударился в религию, связь наша оборвалась, и он вскоре женился. Больше я не связывалась с цветными мужчинами, боялась: ведь чего только не случается с ними, их косит смерть одного за другим! И я уж не знала, как мне оттуда выбраться, пока наконец не появился ты. И Эллис.

Здесь она замолчала. Они слышали, как за окном стучит дождь. Вивальдо допил виски и потянулся за ее стаканом. Ида упорно смотрела вниз, у него было такое чувство, что она просто физически не может поднять голову, а прикоснуться к ней он боялся. Молчание затягивалось, ему мучительно хотелось, чтобы оно кончилось, но он и страшился этого, не зная, что сказать.

Ида выпрямилась на стуле и взяла сигарету. Вивальдо поднес ей спичку.

– Ричард знает про меня и Эллиса, – произнесла она равнодушным голосом, – но я не по этой причине рассказываю тебе все, а потому, что хочу положить конец этому кошмару. Только бы получилось.

Она помолчала. Потом попросила:

– Дай мне глоток из твоего стакана, пожалуйста.

– Это твое виски, – сказал он и придвинул стакан к ней, а себе налил еще.

Она пустила к потолку большой клуб дыма.

– Странно все происходит. Если бы не ты, Эллис, думаю, никогда не увлекся бы мной так сильно. Он быстрее, чем я, понял, что ты мне по-настоящему дорог, и сделал вывод: значит, способна любить… но тогда почему не его, ведь он может дать мне несравненно больше? Мне это тоже пришло в голову. Вот ведь какую грязную штуку сыграла со мной жизнь, заставив выбрать его, хотя ты мне нравился гораздо больше. Шансы на продолжительность романа в обоих случаях были приблизительно равны, только после романа с ним, если вести себя умно, я уже могла значить что-то и сама по себе. А он не глуп, он не торговался, не скрывал, конечно, что я ему нравлюсь, но уверял, что поможет в любом случае, безразлично, будем мы близки или нет – одно с другим не связано. И действительно помогал, он был по-своему очень добр ко мне, всегда держал слово и сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Он часто приглашал меня куда-нибудь пообедать – в те места, где его не знали или где это не имело значения. Мы часто отправлялись в Гарлем, или он, зная, что я нахожусь в каком-то месте, заезжал туда. Никогда не пытался разжалобить меня, рассказывая о жене и детях, понимаешь? И так понятно, что он одинок. Конечно, я ему многим обязана, мне льстило, что ко мне относятся так предупредительно, нравилось, что у него хватает денег возить меня, куда я только пожелаю. Ну и… все началось. Собственно, я и раньше понимала, что этого не избежать, но когда все случилось, мне показалось, что я этого не выдержу. А как оборвать эту связь, я не понимала. Когда мужчина помогает тебе до начала романа – одно дело, а вот чтобы он продолжал это делать после, да еще если отношения прекратились по твоей инициативе… И мне пришлось продолжать с ним встречаться, я продолжала карабкаться наверх, где надеялась наконец свободно вздохнуть. Мне понятно, почему он никогда не волновался по твоему поводу. Он действительно очень умен. Его даже радовало, что ты существуешь, он сам мне говорил. Это облегчало ему жизнь – я не могла устраивать сцен. И влюбиться в него не могла. У него всегда было преимущество – он знал, что я боюсь, как бы ты не узнал об измене, и чем