Генерал-полковник авиации Н. П. Каманин вспоминал: «Во время войны я всего несколько раз встречался с Александром Михайловичем, встречи эти были краткими и не могли дать полного представления о личности маршала и его талантах. Близко мы познакомились уже после войны, когда Василевский стал министром обороны, а я — председателем ЦК ДОСААФ СССР. Семь лет подряд я участвовал в подготовке и проведении тушинских воздушных парадов, а Василевский очень тщательно лично контролировал нашу работу. Десятки раз встречался я с министром один на один в его кабинете… и всегда Александр Михайлович производил на меня благоприятное впечатление: умный, тактичный, терпеливый и в то же время решительный руководите ль — таким он остался в моей памяти».[438]

Генерал армии А. П. Белобородов следующим образом оценивал Василевского: «В послевоенные годы, когда мне довелось занимать различные командные посты в Сухопутных войсках, в Министерстве обороны, находясь на других ступенях служебной лестницы, встречи с Александром Михайловичем Василевским еще больше укрепили мое глубокое уважение к этому по-солдатски простому и неизменно скромному человеку. Обладая большим опытом и разносторонними знаниями, он внес большой вклад в развитие советского военного искусства, много времени посвятил воспитанию молодого поколения защитников социалистической отчизны».[439]

Генерал армии А. И. Грибков в своих мемуарах отмечал: «Мне пришлось выполнять задания Александра Михайловича при освобождении Крыма. Из его рук в Крыму я получил орден Отечественной войны. Я благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность встречаться с выдающимся полководцем, обладавшим высокой культурой, большим тактом, выдержкой, сильными волевыми качествами, требовательным и в то же время очень заботливым человеком».

Интересна и оценка Н. С. Хрущева, который был одним из инициаторов отставки А. М. Василевского в 50-х гг. «… Это человек особого склада характера, — пишет Никита Сергеевич. — Разговаривать с ним было приятно: он не повысит голоса, не накричит, а беседа всегда велась им не вообще, но по существу обстановки, которая складывалась. Было приятно чувствовать человеческое понимание, человеческое к тебе отношение, особенно в трудную минуту обороны».[440]

В литературе часто можно встретить описание следующего факта из жизни Василевского. Сталин, находясь как-то в хорошем расположении духа, сказал:

— Товарищ Василевский, вы вот массой войск руководите, и у вас это неплохо получается, а сами, наверное, и мухи не обидели…

Действительно, Василевский «муху» не обижал, что, однако, не сказывалось на деле. Он не раз проявлял твердость, отстаивая свою точку зрения перед Верховным Главнокомандующим.

В то же время к подчиненным Александр Михайлович относился с уважением, вниманием и чуткостью. Даже распекая виновного, он обычно говорил так:

— Извольте быть впредь аккуратнее…

— Вы сегодня меня огорчили. Надеюсь, мои замечания не останутся без последствий…

29 сентября 1945 г. А. М. Василевский прилетел с Дальнего Востока в Москву. В 9 часов вечера в Кремле его принял И. В. Сталин. На совещании присутствовали маршал Г. К. Жуков, маршал бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, генералы А. И. Антонов и С. М. Штеменко.

Сталин задал Василевскому ряд вопросов, относящихся к Дальневосточной кампании, к характеристике боеспособности японских войск и оценке японского командования, а также об отношениях к Советскому Союзу китайского населения и о положении в Китае в целом. Затем Сталин перешел к вопросам внутренней политики.

— Одной из важнейших задач при переходе страны и ее вооруженных сил к мирным условиям является выработка наиболее приемлемых и правильных направлений дальнейшего строительства, организации и развития армии и флота, расстановка руководящих кадров. Каковы ваши планы, товарищ Василевский, на дальнейшее?

— Товарищ Сталин, я готов работать там, где укажет партия, — ответил Александр Михайлович.

— Я думаю, товарищ Василевский, что вам, прежде всего, следует отдохнуть с семьей в одном из санаториев, а по возвращении будет решен вопрос о вашей работе.

После этого Сталин поздравил Василевского с наступающим 50-летием. На следующий день в «Правде» были опубликованы приветствие ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров в адрес Василевского и Указ Президиума Верховного Совета СССР о его награждении четвертым орденом Ленина. Через несколько дней Василевский с семьей уехал на Кавказ.

После отдыха семья Василевского вернулась в Москву, на улицу Грановского, в доме 3. Здесь же, по воспоминаниям сына маршала Игоря, с 1946 г. жил отец Василевского Михаил Александрович, давным-давно оставивший церковную службу. Он с удовольствием поселился у сына-маршала, которого нежно называл Саней. Но есть и другие свидетельства. П. Ф. Белов, встречавшийся с сестрой Василевского Верой Михайловной, рассказывал журналисту В. Князеву:[441]

— Первая после размолвки встреча отца с сыном состоялась в 1946 г. Тогда Василевский собирался было съездить на родину. Но Сталин сказал: «Начальнику Генерального штаба разъезжать по личным делам некогда. Посылайте за родными самолет. Если потребуется, железная дорога предоставит вагон». Вот маршал и поручил своему адъютанту привезти родных на подмосковную дачу. Приехали сестры Елена и Вера, отец Михаил Александрович. Было ему тогда уже 80 лет. Как рассказывала мне Вера Михайловна, отец и сын долго стояли, обнявшись. Александр Михайлович предложил отцу остаться жить у него. Но Василевский-старший отказался и вернулся в Кинешму. Потом он еще несколько раз приезжал к сыну.

На снимке 1948 г. запечатлены Михаил Александрович и его сын.

— Даже на нем видно, — говорил Белов, — как напряжены взгляды отца и сына. Один, видимо, так и не простил обиды, другой чувствовал это, но вину искупить не мог…

При общении с домочадцами и друзьями приходилось соблюдать определенные меры предосторожности. Сын маршала Игорь Александрович вспоминал:

«Надо сказать, что атмосфера, которая царила в окружении семьи, была весьма необычной. Вездесущие глаза и уши вынудили нас к обыкновению не высказывать мысли вслух. Все окружение семьи без исключения работало на НКВД и передавало постоянно письменные отчеты о каждом дне. Система вмешивалась, регулировала и даже прекращала общение с друзьями»[442].