Алекс свернулась на кровати. Ее окружали монархи, ставшие мотыльками. Сзади к ней прижимался парень. «Я буду служить тебе вечно», – сказал он.

Зубы Бельбалм вонзились еще глубже. Алекс не могла вспомнить свое тело, свои руки. Скоро ее не станет. Примешивалось ли к ее страху облегчение? Вся печаль, все потери и ошибки будут стерты из памяти. Она станет пустотой.

Бельбалм собиралась ее вскрыть. Она собиралась выпить Алекс до последней капли.

На каменной площади Бейнеке поднялась волна; прекрасный темноволосый парень кричал: – В море пускай обратится весь мир!

Она могла докатиться до Тихого океана, за Каталину, могла смотреть, как приходят и уходят паромы.

Волна пронеслась над площадью, унося поток Серых.

Алекс вспомнила, как съеживалась на полу той прекрасной библиотеки со стекающими по щекам слезами, как пела старые песни своей бабушки, произносила бабушкины слова. Она пряталась от Серых, пряталась за… Дарлингтоном, его звали Дарлингтон….Дарлингтон в своем темном пальто. Она пряталась так же, как пряталась всю жизнь. Она отгораживалась от мира живых, чтобы освободиться от мертвых.

В море пускай обратится весь мир.

Александра. Голос Бельбалм. Предупреждение. Она словно знала мысль, как только та приходила в голову Алекс.

Она больше не хотела прятаться. Она считала себя бойцом, но на деле была не лучше побитой собаки, которая кусалась и оскаливалась, пытаясь остаться в живых. Сейчас она стала чем-то большим.

Алекс перестала бороться. Она перестала пытаться отгородиться от Бельбалм. Она вспомнила свое тело, вспомнила свои руки. То, что она затевала, было опасно. Она была рада.

В море пускай обратится весь мир. Дай мне стать наводнением.

Она широко распахнула руки и открылась.

Она почувствовала их мгновенно, они словно ждали, корабли в бескрайнем море, вечно ищущие на темном горизонте, ждущие света, маяка, который бы показал им направление. Она чувствовала их по всему Нью-Хейвену. На Хиллхауз. На Проспект-стрит. Она чувствовала, как Норс карабкается обратно со старой фабрики, куда его отбросили смертные слова, чувствовала, как парень, вечно пытающийся раздобыть билеты, исчезает из Колизея, чувствовала Серого, бегающего перед комплексом Пейна Уитни, чувствовала тысячу других Серых, на которых никогда не позволяла себе смотреть – стариков, умерших в своих постелях; женщину, толкающую искореженную коляску израненными руками; парня с огнестрельной раной на лице, слепо тянущегося к расческе в своем кармане. Иссохшую пешую туристку, хромающую по склону Ист-Рок, приволакивающую сломанную ногу, а в Вествилле, в ветхом лабиринте «Черного вяза», Дэниел Тэйбор Арлингтон Третий запахнул халат покрепче и устремился к ней. Сигарета по-прежнему свисала у него изо рта.

«Придите ко мне, – умоляла она. – Помогите мне». Она позволила им почувствовать свой ужас, страх, горящий в ней, как в сторожевой башне, ее жажду прожить еще день, еще час, освещающую путь.

Им не было конца: они устремлялись к ней по улицам, мимо сада, сквозь стены, они теснились в кабинете, толкаясь, проникали в Алекс. Они мчались на гребне волны.

Алекс почувствовала, что Бельбалм отшатнулась, и внезапно увидела комнату, увидела Бельбалм, стоящую перед ней с протянутой рукой и горящими глазами. Их по-прежнему окружало Колесо – яркое голубое пламя. Они стояли в его центре, окруженные его спицами.

– Что это? – прошипела Бельбалм.

– Призываю пропавших! – воскликнула Алекс. – Призываю потерянных! Я знаю их имена, – а имена обладали властью. Она назвала их одно за другим – поэму потерянных девушек: – Софи Мишкан! Колина Тиллман! Зюзанна Мазурски! Паолетта ДеЛауро! Эффи Уайт! Глэдис О’Донахью!

Мертвецы шептали их имена, повторяли их, подходя ближе, настоящий прилив тел. Алекс видела, как они толпятся в саду, наполовину в стенах, наполовину вне их. Она слышала, как они стонут: Софи, Колина, Зюзанна, Паолетта – растущий вой.

Серые говорили, взывали к объедкам этих душ, бормотание голосов, поднималось, словно разрозненный хор, громче и громче.

– Александра, – рявкнула Бельбалм, и Алекс увидела пот на ее лбу. – Я их не отпущу.

Это от нее больше не зависело.

– Меня зовут Гэлакси, гребаная обжора.

Услышав имя Алекс, Серые издали общий вздох, пронесшийся по комнате. Он задрал подол Алекс, сдул волосы Бельбалм с лица. Ее глаза расширились и побледнели.

Девушка словно появилась у нее изнутри, отделяясь от тела Бельбалм, подобно бледной шелухе лука. У нее были густые темные кудри, и на ней был фартук работницы фабрики над серой блузкой и юбкой. Появилась блондинка в шляпке с перьями, с кожей, похожей на жухлый абрикос, в закрытом клетчатом платье, с утянутой до невозможности талией; потом черная девушка, сияющая в мягком розовом кардигане и юбке-колоколе, с уложенными мягкими волнами волосами. Одна за другой они отделялись от Бельбалм и присоединялись к толпе Серых.

Глэдис была последней и не хотела выходить. Алекс это чувствовала. Несмотря на годы, проведенные под властью сознания Дейзи, она боялась покидать свое тело.

– Она не может тебя удержать, – взмолилась Алекс. – Не бойся.

Появилась едва видимая девушка, кусочек Серой. Она была куда более юной версией Бельбалм, стройной, с резкими чертами. Ее белые волосы были заплетены в косу. Глэдис повернулась, чтобы взглянуь на себя, на Бельбалм в ее черной тунике и кольцах. По-прежнему испуганная, она подняла руки, как бы пытаясь ее не подпустить, и отступила в толпу, куда призывали ее остальные девушки.

Бельбалм открыла рот, будто собираясь закричать, но изо рта ее вырвался только тот же пронзительный свист чайника, который сорвался с губ декана.

Теперь Норс оказался рядом с Алекс; возможно, он был здесь все это время.

– Она не чудовище, – умоляюще сказал он. – Она просто девушка.

– Она делала это сознательно, – сказала Алекс. В ней не осталось место милосердию. – Она просто считала, что ее жизнь ценнее, чем наши, вместе взятые.

– Я не знал, что она на такое способна, – сказал он, перекрикивая шум толпы. – Не знал, что у нее такое сердце.

– Ты никогда ее не знал по-настоящему.

Осмотрительная Дейзи, которая берегла свои тайны, видела призраков, мечтала увидеть мир. Сумасбродная Дейзи, погибшая, не успев начать жить. Жестокая Дейзи, отказавшаяся от своей судьбы и воровавшая жизнь за жизнью, чтобы прокормить себя.

Алекс назвала последнее имя,

– Дейзи Фаннинг Уитлок!

Она вытянула руку и почувствовала, как дух Дейзи понемногу приближается к ней, медленно, против воли, борясь, чтобы удержаться в теле, как растение, решительно пустившее корни в землю, чтобы там остаться.

Алекс черпала силу в окружающих ее, проходящих сквозь нее Серых. Она велела своему разуму вырастить зубы, велела им вонзиться в сознание Дейзи. Она потянула.