— Поэтому он хотел, чтобы предполагаемое время убийства «перенесли» на час вперед, — заметил Хемингуэй.

— Разумеется. Но возникает одна трудность, сэр. Я готов поверить, что в некий момент Пленмеллер припрятал ружье, чтобы потом им воспользоваться. Допускаю, что, совершив преступление, он опять его припрятал. Но никак не могу поверить, что он спрятал его в третий раз! При всем хладнокровии невозможно прятать оружие убийства в канаве или в другом подобном месте, зная, что полиция непременно все обшарит в течение получаса! Тот, кто это совершил, должен был так избавиться от ружья, чтобы его нельзя было найти, — что и было сделано! У Пленмеллера не было на это времени. Если верить хозяину «Красного льва», то Пленмеллер находился там между 7.30 и 7.45. Допустим, он мог добраться к этому времени, но больше ничего не успел бы предпринять. Даже если забыть об его хромоте! Не станете же вы утверждать, что Пленмеллер сидел в «Красном льве» с винтовкой в штанине! Не забывайте, хозяин говорил Карсторну, что Пленмеллер остался там ужинать. Где в это время находилась винтовка? Кстати, чья она? Мы знаем, что не его!

Хемингуэй смотрел на него, пряча улыбку.

— Ну, Хорас, вам не угодить! Сначала вы всячески стараетесь повесить преступление на Пленмеллера, а теперь, когда это вроде бы становится возможным, делаете кульбит и доказываете, что он никак не мог его совершить!

— Вы несправедливы, шеф! — возразил Харботтл. — Вы отлично знаете, что я ни на кого не хочу повесить преступление. Мне подавай преступника! Я говорил только, что он представляется мне более вероятным преступником, чем все остальные, за исключением разве что Линдейла. Он до сих пор под подозрением, но в теперешнем споре его приходится исключить. Не представляю, как Пленмеллер умудрился бы избавиться от винтовки, зато понимаю, что остальным троим это было бы несложно. Викария — учтите, я не говорю, что преступник он и даже его не подозреваю, — не было в «Кедрах» после шести вечера, значит, он мог совершить преступление в 6.15. А поскольку мы не знаем, куда он подался, уйдя от захворавшего прихожанина, то и второй выстрел мог произвести он. Он мог попасть на территорию Фокс-Хауса с собственного луга и не боялся, что его увидят. Для того чтобы избавиться от ружья, времени у него было достаточно.

— Вот только у него в это время не было ружья, — напомнил Хемингуэй. — Но ружье так или иначе остается камнем преткновения.

— Это все, что я могу сказать про викария. Вы с ним познакомились, я — нет. Теперь — Ладислас. Он сказал вам, что не знал про теннис у Хасуэллов. Мой опыт подсказывает, что в таких местах все в курсе, когда кто-то созывает гостей. Допустим, он знал. Ладислас убивает Уорренби, понимает, что попадет под подозрение, и не уходит с места преступления, пока не слышит чьих-то шагов. Возможно, он даже рыскал по выгону, наблюдая за тропой, потому что знал, что несколько человек уйдут из «Кедров» через садовую калитку. У него есть мотоцикл. Его квартирной хозяйки в тот вечер не было дома. Что ему помешало бы съездить куда угодно, хоть к реке, и избавиться от ружья?

— От какого ружья? — поинтересовался Хемингуэй.

— От одного из тех, которые мы пока не проверяли.

— Зачем Ладисласу было ждать три четверти часа, прежде чем застрелить Уорренби? Мы знаем, что в 5.30 его видели сворачивающим на Фокс-лейн. Если верить Крейлингу, наш дряхлый дед заявился в бар в 6.30, а значит, выстрел он услышал примерно в 6.15 или несколькими минутами ранее. Согласен, убийца не хотел торопиться, но ожидание в целых сорок пять минут — не многовато ли?

— Судя по вашему описанию, он парень темпераментный, нервный. Вдруг он волновался, не мог решиться?

— Нет, не годится! — отмахнулся Хемингуэй. — Если бы Ладислас тянул из-за нерешительности и никак не мог спустить курок, то скорее убрался бы восвояси, так его и не спустив!

— Значит, существует другое объяснение.

— Да. Где все это время находился его мотоцикл? Он что, оставил его стоять в проулке почти на два часа, чтобы любой прохожий убедился, что Ладислас болтается где-то неподалеку?

— Конечно, нет. Скорее уж спрятал мотоцикл в кустах на выгоне, чуть дальше по тропе, ведущей к наблюдательному пункту Бигглсвейда.

— Хотелось бы мне поглядеть на вашу попытку замаскировать в кустах мотоцикл! Старый греховодник сразу бы его засек!

— Пока бы он туда добрел, Ладислас успел бы забрать его и укатить!

— Дед услышал бы, как он его заводит. Почему-то он ничего такого не рассказывает.

— Это не значит, что дед не слышал звук мотора. Он наводит подозрение на Рега Дитчлинга, а мотоцикл все испортил бы.

— Что ж, с этим я готов согласиться. У Ладисласа был мотив для убийства. А как насчет Хасуэлла?

— О нем мало что можно сказать, и, прошу прощения, сэр, в этом вся беда. Мы даже не знаем, где он находился и что делал до возвращения домой в восемь вечера.

— Зато нам известно, что Хасуэлл пользуется автомобилем. Если выбирать между автомобилем и мотоциклом, то я бы лучше попытался спрятать мотоцикл.

— Должно существовать место, где можно спрятать и то, и другое, — возразил инспектор. — Чем дольше я об этом размышляю, тем больше уверен: без транспорта было не обойтись. — Он помолчал, а потом выпалил: — Как вам гараж самого убитого? Я обратил внимание, что он двухместный. Почему бы, застрелив Уорренби, не загнать туда машину и не держать ее там, пока мисс Уорренби не побежит за мисс Паттердейл?

— Что за пташка напела бы ему, как она поступит? — усмехнулся Хемингуэй. — Нет, Хорас, у вас определенно солнечный удар. Любой ждал бы, что она станет звонить в полицию или врачу, а не сбежит, потеряв голову!

— Девушки иногда теряют голову!

— Правильно, и не только девушки. Но когда так случается, не угадаешь заранее, что они выкинут, тем более к кому из четырех-пяти спятивших стариков они бросятся за утешением!

— Вы правы, — вздохнул Харботтл. — Но вообще-то странно, сэр, что мисс Уорренби потеряла голову. Мне она кажется, наоборот, очень собранной.

— Ничего странного, — произнес Хемингуэй. — Я от нее ничего иного и не ждал бы. Это ж какой удар для девушки, убедившей себя, что все вокруг купается в свете и любви! Немудрено потерять равновесие. — Он выбил трубку и поднялся. — Довольно! Бесполезно спорить, кто стрелял в 6.15, пока мы не убедились, что в это время выстрел действительно прозвучал. И если прозвучал, то в кого наш неизвестный стрелял во второй раз.

— Это равносильно поиску иголки в стоге сена, — мрачно изрек Харботтл. — Взял и выстрелил в землю, только и всего! — Видя насмешливо приподнятую бровь Хемингуэя, он добавил: — Нет, не в землю, иначе мисс Уорренби не услышала бы звук попадания пули.

— Своевременная оговорка, Хорас! — заметил Хемингуэй. — При вашем знании огнестрельного оружия… Вряд ли нам придется искать подходящий стог. Не будем забывать, что мы пытаемся разоблачить рискованный план. Неизвестный крался по острию ножа. Мисс Уорренби была нужна ему на месте как свидетельница. Выстрел должен был прозвучать натурально. Он не хотел, чтобы мы нашли пулю. Только деревья — подходящие мишени. Их много по ту сторону от проулка, на территории Фокс-Хауса, но до них далековато, можно и промахнуться. На его месте я целился бы в вяз. Это единственное дерево по эту сторону с подходящим толстым стволом. Пойдемте и проверим!