– Ты это… Заходи, не стесняйся. Тут у нас ужин поспел. Ты как насчет поесть?

Близоруко сощурившись, юноша покосился на котелок, от которого шел торжественный запах специй и тяжелый запах пригоревшей каши.

– Матьтвоюзаногу, горит! – темпераментно воскликнул Бат и бросился спасать варево. – Заболтался тут, кашу прозевал. Но это ничего, желудок – не язык. Не разбирает, где горелое, а где сладкое. Я тут подумал, может оно и лучше – когда без языка живешь. Может и не чувствуешь, когда потчуют тебе деликатес. Но зато когда говно – тоже не чувствуешь.

Юноша улыбнулся – сначала глазами, затем застенчивой, не открывающей зубов улыбкой. И рассмеялся. Его шипящий смех походил разом и на покашливание, и на шелест осеннего дождя.

«Раш-раш-раш» – слышалось в нем Бату. Странным был этот смех, не вполне человеческим, будто змея по песку прошуршала.

Бат водрузил чернобокий котелок на камень и бдительно обернулся.

Юноша сидел на прежнем месте, сложив руки на коленях – безмятежный, непонятный. Но ничего, вроде бы, не замышляющий.

– Вот тебе смешно. А я – ужин запорол. Как тебя звать-то, кстати?

Сделав над собой усилие, юноша промычал что-то невразумительное.

– А-а, ладно, не мучайся… Буду звать тебя Раш-Раш.

Ел юноша жадно, но тоже как-то не по-людски.

Вначале азартно вылавливал разбухшую мясную ленточку, подхватывал ее двумя пальцами, подносил к носу и, лишь как следует ее обнюхав – тяжело, вдумчиво двигались тогда его чувствительные ноздри, – перехватывал мясо губами и уже равнодушно всасывал шматок в рот. Потом тщательно разжевывал его и глотал.

Кашей же Раш-Раш вовсе не интересовался. Вначале Бат думал, это оттого, что нет второй ложки и юноше приходится есть руками. Но не в ложке было дело.

Перед тем как начать игру с очередным куском темной волокнистой оленины, Раш-Раш тщательно очищал его от пшенных зерен, то ли брезгуя, то ли чего-то своего страшась.

– Ты что это? Пшено тебе не по нутру? – не выдержал Бат.

Юноша глянул на него своими цепкими, тускло светящимися глазами, конфузливо искривил рот и отдернул от котелка обе руки.

– Да нет, ты ешь. Ешь что хочешь! Я просто так спрашиваю… Пшено, как по мне, куда вкуснее мяса… Меня вот от мяса вообще воротит. Случается, на нем одном неделями сидишь, зимой, на промысле… Уже готов кислицу жевать, как козюля. А нету ее, той кислицы. Снег один, елки да сосенки…

В ту ночь Бат был особенно словоохотлив. Немота собеседника как будто обязывала говорить за двоих.

Котелок был опустошен наполовину, когда в черном зеве входа показалась еще одна фигура.

– А можно мне к вам залезть, скажите? – спросил писклявый детский голосок.

Бат едва не поперхнулся. «Людно тут у них, в безлюдных-то горах. Пацаны как летом расхаживают, в одних повязках. Дети ничейные шастают…»

А вот Раш-Раш нисколько не удивился. Как будто только и ждал гостей. Он дружелюбно заулыбался девочке, закивал, замычал.

– Так значит можно? – переспросил голос. Теперь уже Бат не сомневался: девчачий.

– Да не прогоним, не боись, – проворчал Бат, прощально облизывая ложку. Он мысленно смирился с тем, что остатки каши и самое вкусное – горелую корку со дна котелка – придется уступить бродяжке. А кем же еще гостья может быть, как не бродяжкой? Не странствующей же принцессой, что отстала от нарядного своего каравана!

Однако при свете костра девочка выглядела барышней. Купеческой дочкой!

На ней была опрятная заячья шуба до середины голени с громоздкими костяными застежками, сапоги из нежной рыжей замши, теплые рукавицы. Только кудлатой мерлушковой шапки с черными атласными лентами, что купеческие дочки завязывают бантом под подбородком, ее костюму не доставало. Чистые белявые волосы гостьи были стянуты шнурком в конский хвост.

Румяное личико девочки не казалось испуганным, напротив, глаза ее любознательно лучились.

– Что вы тут делаете? – спросила она.

– А ты-то сама?

– Гуляю.

– Разве барышням можно гулять по ночам?

– Другим нельзя. А мне можно.

– Это ты так думаешь, что можно. А родители, наверное, думают, что нельзя, – Бат лукаво подмигнул и жестом предложил гостье место рядом с Раш-Рашем. Тот почтительно потеснился.

– Мои родители ничего не думают. Потому что они умерли, – серьезно отвечала девочка и, расстегнув шубку, уселась.

– Сирота, значит, – кивнул Бат. И, после деликатной паузы, поинтересовался: – Ты это… кашу будешь? Пшенная, с мясом?

– Не буду.

– Да полно тебе ломаться!

– Правда не хочу! Я не голодная! – девочка наморщила носик. – Я просто тут с вами посижу немножечко. И пойду. Ведь можно?

– Да сиди, пожалуйста. Можно даже без спросу – пещера ведь не наша.

– Я знаю, что не ваша. Раньше тут жил один… один мудрец. Это он написал на стене. Но потом его позвала его мама – ну, та, которая живет на небе. И он куда-то ушел. Раньше мы с ним часто играли вместе, было весело. А еще раньше здесь жил другой человек. Плохой. Он рылся в могилах, вытаскивал оттуда кости беременных. Потом вызывал ихних духов и все время их мучил. Чтобы они на него работали. А потом его укусила ядовитая змея, он опух, стал как жаба. А еще раньше тут жили две сестры, они прятались от своего господина. Но потом их нашли и забрали в город. Там, наверное, их убили. А еще раньше тут один чудак жил…

– Раш-раш-раш, – засмеялся юноша, понимающе глядя на девчонку, как будто издавна были они друзьями и он уже знал, какого именно чудака та имела в виду. Но Бата Иогалу отвлек костер и он переглядок этих не заметил.

– И откуда ты все это знаешь? Родители тебе рассказывали? – спросил Бат.

– Родители мне ничего такого не рассказывали. Потому что они умерли, я же говорила.

– Ну, мало ли…

– Они умерли еще до того, как тех двух сестер нашли!

Бат мысленно оценил возраст девочки – должно быть, никак не больше десяти лет.

«А то и семь. Глазенки совсем уж бесхитростные.»

– А давно это было? Год назад? Два? Когда они умерли?

Девочка шморгнула носом, вопросительно посмотрела на Раш-Раша, на лице которого застыла загадочная гримаса, потом перевела взгляд на Бата и наконец ответила:

– Я вам лучше этого не скажу.

– Не скажешь? – Бат потянулся к котелку и подцепил на кончик ложки еще каши.

– Если я скажу, вы сразу испугаетесь.

– Да мы не из пугливых, – отозвался Бат, с набитым ртом. – Я, милая моя, даже черного медведя не боюсь! И даже могу влезть ему на шею! И смыкать его за уши. А могу ногой ему поджопник вот такой вот – бамс! – отпустить. И медведь твой кубарем через голову покатится, – артистично размахивая руками, Бат показал как именно он управится с медведем.