Когда мы с Перлой начали встречаться по-серьезному, она познакомила меня с мамой – очень яркой женщиной с Кубы. Мама приехала в Штаты старомодным способом, на корабле, после прихода Кастро к власти. Она мне сразу понравилась – милая, но жесткая дама и, как и ее дочь, очень наблюдательная и проницательная. Она сразу меня полюбила, главным образом потому, что я нравился ее дочери – а она из тех людей, чье доверие нужно заслужить. Пару лет спустя я познакомился с отцом Перлы в Майами. Ему было чуть за семьдесят, это был высокий худощавый парень, который плохо говорил по-английски. Мы сразу же поладили. Он был похож на крутого кубинского ковбоя с интересным прошлым. В нашу первую встречу мы с Перлой отвезли его в Диснейленд. Перед тем как выйти из дома, около восьми утра, он достал нам из холодильника пару холодных «Хайнекенов». Мы с ним сидели в уютной тишине и смотрели телевизор, так как ни один из нас не говорил на языке другого, а потом выдвинулись в парк. С этого момента нас объединяло чувство товарищества и молчаливое понимание друг друга. К несчастью, через год он умер от болезни сердца. Жаль, что мне не удалось провести с ним больше времени.

Еще Перла познакомила меня со многими людьми, которые стали мне близкими друзьями, в том числе с Чарли Шином и Робертом Эвансом, а еще с целой кучей других людей, может, и не столь известных, зато не менее крутых. Мы почти все время проводили вместе, общаясь, и я по меньшей мере три или четыре раза в неделю выступал в клубах. Ко мне наконец снова пришло музыкальное вдохновение.

Я начал собирать новую группу; я хотел сделать что-то вроде Snakepit, но по-другому. Тедди Зигзаг стал вытаскивать меня по вторникам вечером в «Бейкт Потейто» в Голливуде. Там я играл со многими блюзовыми музыкантами и исполнял классические песни, некоторые из которых я никогда раньше не играл, и мне все это очень нравилось. Потом мне позвонил организатор концерта в Будапеште и попросил выступить хедлайнером на джазовом фестивале, пообещав оплатить все расходы. Я немедленно согласился; это был тот самый пинок под зад, который был мне необходим, чтобы выйти из студии и собрать группу. Я позвал Джонни Грипарика, Альвино Беннета и Бобби Шнека с ритм-гитарой. Мы собрали программу из каверов, куда вошло все от Би Би Кинга до Steppenwolf, Отиса Реддинга и нескольких блюзовых и ар-эн-би-стандартов. Мы отправились выступать в Будапешт, и там было просто здорово. После этого нас позвали еще на несколько концертов, и не успели мы оглянуться, как стали гастролирующей группой, которая согласна играть где угодно хоть за деньги, хоть за пиво. Мы стали самой экстремальной полубесплатной гастрольной группой, которую я когда-либо видел, и отлично проводили время. Мы путешествовали с огромной свитой и обычно притягивали всеобщее внимание, где бы ни появлялись. Я по-настоящему наслаждался жизнью, играя в клубах с прекрасными ребятами, которые занимались музыкой ради самой музыки.

Когда наше турне закончилось, я предложил Джонни Грипарику собрать новый состав Snakepit. Мы объявили, что ищем нового вокалиста. В какой-то момент со мной связался один парень, представившись вокалистом Jellyfish. Поскольку я работал с Эриком Довером над последним альбомом, я решил с ним встретиться. Какая же странная это была встреча.

Я пригласил его домой к Перле, и с первого взгляда на него у меня зародились сомнения. Казалось, он совсем не вписывается. Он совсем не был похож на рок-н-ролльщика – скорее, на какого-нибудь строителя. В доме мы уселись в гостиной, и я достал гитару. Перла была в спальне наверху, когда этот парень начал рассказывать мне о песне, которую написал об одной девушке. Я попросил его спеть под мою гитару и понял, что поет он не очень хорошо, так что я засомневался, потянет ли он вокал в группе, где чисто строят пятиголосные аккорды. Да и текст песни звучал довольно безвкусно. Поэтому я постарался быть вежливым и проводил его до двери.

После его ухода Перла сказала мне, что все, что он говорил, полная чушь – к тому же она знала девушку, о которой песня. Я отнесся к ее словам скептически, решив, что она делает поспешные выводы или у нее паранойя. Мне было неинтересно с ним работать, но я пригласил его еще раз, чтобы убедиться, что Перла права. Она встретилась с парнем лицом к лицу, и все, что она говорила, оказалось правдой. Именно в этот момент я понял, что Перла гораздо проницательнее, чем я думал. И как бы мне ни хотелось это признавать, это был один из многих случаев, когда она спасла меня от возможной катастрофы. В общем, парень оказался обманщиком, так что мы сделали то, что нужно было сделать: пришли с Ронни к нему в плавучий дом и напугали до смерти. Ронни пригрозил, что проломит его головой стену этого домика, и велел никогда не звонить мне снова.

Раньше я шутил, что Ронни стал единственной белой женщиной в моей жизни. Так вот, я понял это как раз в тот момент. Со временем Ронни стал моей тенью и защищал меня с почти собственническим инстинктом. Он здорово помог с переездом и всегда был предан, но, когда мы с Перлой стали тусоваться вместе, он, похоже, подслушивал наши разговоры. Последней каплей послужило то, что он попал в аварию на моей машине и разбил ее вдребезги, при этом ничего мне не сказав. Я понял, что он хотел жить моей жизнью и каким-то образом пытался быть мной. Так закончилась его служба, и, к счастью, он спокойно ушел. Я узнал, что все, что я ему дарил – золотые альбомы, награды и прочее дерьмо, – он продал на eBay. Как мило.

Так вот, я по-прежнему искал вокалиста. Когда Джонни поставил кассету Рода Джексона, я понял, что мы его нашли. Я записал демо-версии трех или четырех песен для прослушивания с разными парнями, и Род исполнил потрясающий вокал в демо-треке под названием All Things Considered. Голос у него звучал невероятно. Он был рок-н-ролльный и в то же время напоминал кислотный ар-эн-би на высокой скорости. Так что я сказал, что давай познакомимся с этим парнем. Род казался совершенно неказистым: высокий, наполовину чернокожий и наполовину белый, все время в темных очках и с дредами. Он был родом из Вирджинии и имел настоящий южный акцент, да и отношение к жизни такое же. Зато, когда он поет, он может всю душу вывернуть наизнанку, как Отис Реддинг, или взять высокие ноты, как Слай Стоун, а еще у него есть такой мягкий блюзовый тембр, как у Тедди Пендерграсса или Марвина Гэя. Его голос был совершенно не похож ни на одного другого вокалиста, с которым я когда-либо работал, но терять мне было нечего, так что я прыгнул в омут с головой.

Мы написали кучу кайфового материала в «Мейтс» – Джонни Джи, Мэтт Лог, Райан Рокси – все вместе, а потом засели у меня дома в Беверли-Хиллз и стали репетировать и записываться в моей новенькой студии. Мы много работали, старательно играли и в мгновение ока написали материал, достойный целого альбома.

В тот период я поддерживал тесные отношения с Томом Махером, который был мне ближе всех в менеджерской компании «Би-Эф-Ди». Когда я ушел из Guns, Том заставил меня поверить, что перестал работать на них и теперь занимается моей карьерой, но я не уверен, что так и было. Вполне возможно, что он был кротом и сообщал Дугу о каждом моем шаге. Но в данный момент он действовал как мой менеджер.

В то время, в 1998 году, музыкальная индустрия претерпела серьезные изменения. Случилась Черная пятница, день, когда оказались уволены сотни руководителей в отрасли; они буквально толпой шли по Сансету с коробками вещей в руках. Большинство лейблов совершили слияние, и одним из них был лейбл «Геффен», который теперь перешел в «Интерскоуп». Это было начало конца музыкального бизнеса, каким я его знал.