Нет Берты — нет спектакля (франц.).

ную пантомиму под названием «Норки присягают на верность».

— Хорошо, Ваше Уникальное Величество, — сказал М-Первый растерянно, но и с легкой угрозой в голосе. — Labelle императрица может лететь с вами. В конце концов, она действительно прекрасна. Будет очень жаль, если щелкуны так ее и не увидят.

Альфонс с торжествующим видом повернулся к Берте. Перехватив ее ответную улыбку, Филин почувствовал, как сердце его упало, — столько в ней было обожания и любви.

Первые попытки Альфонса привлечь к своей персоне внимание людей оказались вовсе не такими успешными, как рассчитывал Отдел норкетинга. Альфонс и его императрица тщетно кружили по обозначенному маршруту и часами торчали на ольхе — грохоталки проносились по шоссе, как и всегда, и ни одна из них не остановилась. В конце концов император вернулся на Малую поляну и под хихиканье недоброжелателей мрачно объявил:

— Iesuisfatigue!1

Император действительно выглядел утомленным. От его лучезарной живости не осталось и следа, яркое оперение как-то потускнело, а тут, как назло, целую неделю не проглядывало солнце, которое одно могло заставить играть его былое великолепие. Когда Альфонс уведомил норок, что прекращает показательные полеты на неопределенный срок, братья даже не стали с ним спорить. Предвидя очередную выволочку, близнецы лишь горько сожалели о том, что поспешили со своим оптимистичным прогнозом и пообещали Вождю успех чуть ли не в первый день показательных полетов.

— Это не наша вина! — хнычущими голосами объясняли они некоторое время спустя. — Это погода виновата. Люди заперты в своих грохоталках и не видят ничего вокруг.

1Je suis fatigue! (франц.) — Я устал!

— Пусть тогда этот ваш Альфонс летает прямо перед ними, — без тени сочувствия пролаял в ответ Мега.

— Это слишком рискованно, Вождь! — воскликнул М-Первый. — Не то чтобы мы очень волновались из-за этого желтого чучела, просто мы пока не можем позволить себе потерять его. Нужно остановить грохоталки каким-нибудь другим способом — это наша единственная надежда.

Мега презрительно фыркнул и велел позвать Мак-си и Психо. Когда те явились, он кратко обрисовал ситуацию.

— У Психо есть десятка два пленных кроликов для экспериментов, — доложил Макси, которому очень хотелось принять хоть какое-то участие в происходящем. — Мои норковороты могли бы вывести их к шоссе и уложить одного за другим поперек полотна. В этом случае грохоталка должна либо переехать их, либо остановиться. Лично я считаю, что грохоталка, скорее, остановится, и таким образом мы достигнем своей цели, но если даже нет — беда невелика: кроликов вокруг полно, так что, если грохоталка раскатает пару-тройку, словно древесный лист, никакого урона это нам не нанесет.

Мега смерил Отдел норкетинга уничтожающим взглядом.

— Отличное предложение! — поздравил он Макси, который тут же раздулся от гордости. — Что скажешь, Психо?

Его мастер-импровизатор как раз сегодня планировал произвести массовый эксперимент по изучению пределов плавучести большой группы кроликов, но ему уже было ясно, что придется уступить.

— Я согласен с предложением Макси, только… может быть, нам стоит предложить участвующим в этом эксперименте кроликам свободу? Тогда они, возможно, лягут на шоссе добровольно. Конечно, потом мы их все равно переловим…— Тут Психо мерзко захихикал.— Переловим и предадим суду за нарушение правил дорожного движения, выразившееся в злонамеренном выходе на проезжую часть шоссе.

Взгляд Вождя выражал одновременно и восхищение, и отвращение. От идей Психо веяло жутью. Интересно, откуда он их набрался? Судилища, которые устраивал мастер-импровизатор, весьма развлекали норок, но Мега никогда в них не участвовал. Неужели гадкий недомерок никогда не задумывался о том, чем отличается честь от бесчестия? Однако если не отвлекаться на детали, то последнее предложение Психо было вполне разумным, и Мега одобрил его коротким кивком.

— Надо, наверное, поставить «деревяшек» в известность! — заволновался М-Первый.

— Как хочешь, — ровным голосом отозвался Мега. — Я^ бы этого не делал. Не забывайте только, что если ваш желтый попугай не выполнит поставленной перед ним задачи, то поперек шоссе лягут уже не кролики, а вы двое!

Кроликов перевели через Горбатый мост, выгнали на шоссе и уложили в линию поперек обеих полос. Конвой норковоротов спрятался за обрывистым речным берегом.

Чтобы заставить замолчать потрясенных Сопричастных Попечителей, Филину, который чувствовал себя несколько виноватым, пришлось долго шипеть, щелкать клювом и топорщить перья. Добившись наконец своей цели, он незамедлительно вылетел на Плато.

При виде пленных кроликов он испытал настоящее потрясение. Это грубое и циничное использование живых существ было вызовом всему лесному сообществу.

По дороге он увидел внизу Первого и Второго, которые отчаянно махали ему лапами, и спустился на землю.

— Нам очень жаль, Филли, — затараторили они, не дав ему сказать ни слова. — Мега велел нам любой ценой остановить хоть бы одну грохоталку, иначе он снимет с нас шкуры!

— Зато мы договорились, что в случае удачи кроликов отпустят на свободу,— добавил М-Второй.

— А если ничего не получится? — строго спросил Филин.

Но норки его не слушали.

— У нас нет времени на разговоры! — напомнил Филину М-Первый. — Грохоталка может появиться каждую минуту. Если Альфонс не будет на дереве, кроликов все равно придется отпустить.

Первый был прав, и Филин решил отложить выяснение отношений с Мегой на потом. Он понесся обратно на Малую поляну и обнаружил, что Кувшинка не теряла времени даром. Альфонс сидел на кусте и, закатив глаза, самозабвенно призывал лесных жителей проявить солидарность с жертвенными кроликами.

Завирушки робко попискивали, выражая свое одобрение.

— Почему ты постоянно лезешь не в свое дело? — строго спросил Филин у самодовольной крольчихи, которая с удовлетворением взирала на дело своих лап.

Кувшинка как раз собиралась ответить, когда подоспели норки. Позабыв о своем намерении вести себя почтительно, они подскочили к кусту, на котором восседал Альфонс. Прежде чем император успел повторить свою декларацию солидарности, М-Первый подскочил вверх и схватил за крыло labelle императрицу. Перехватив ее зубами за горло, он издал низкое, грозное урчание, чем наконец привлек внимание императора, который был настолько увлечен речью, что ничего не заметил.

— Если хочешь, чтобы твоя императрица осталась в живых, готовься вылететь немедленно! — прострекотал М-Второй.

— Vousetesfous!2 — ахнул император.

Берта испуганно пискнула, но это было уже излишним — Альфонс сдался. Его царственное самомнение

Pauvres iapins (франц.) — бедные кролики. Vous 6tes fous! (франц.) — Вы с ума сошли!