— Счастливо оставаться. Всего хорошего.

Грузовик осторожно обогнул насыпь и выехал на шоссе. Том вел машину по той же дороге, по которой они приехали сюда, — мимо городка Уидпетча на запад, к шоссе № 99, потом к северу на широкое шоссе, ведущее к Бейкерсфилду. Когда они подъехали к городским окраинам, было уже светло.

Том сказал:

— Куда ни глянешь, везде рестораны. И в каждом подают кофе. Вон тот всю ночь открыт. У них, верно, этого кофе галлонов десять, и ведь горячий, черт его подери.

— А ну тебя! — сказал Эл.

Том усмехнулся, посмотрев на него.

— Я вижу, ты в лагере успел девочкой обзавестись.

— Ну и что же из этого?

— Ма, посмотри, какой он злющий. С ним сегодня шутки плохи.

Эл раздраженно буркнул:

— Я скоро отобьюсь от вас. Одному, без семьи, куда легче.

Том сказал:

— Через девять месяцев ты сам обзаведешься семьей. Я ведь все видел.

— С ума ты сошел, — сказал Эл. — Я устроюсь в гараж, а есть буду в ресторанах.

— А через девять месяцев обзаведешься женой и ребенком.

— Нет, не обзаведусь.

Том сказал:

— Уж очень ты стал умный, Эл. Смотри не нарвись — проучат тебя как следует.

— Кто это меня проучит?

— Такие всегда найдутся, — сказал Том.

— Воображаешь, что тебе всё…

— Да ну будет, Эл, — остановила его мать.

— Я первый начал, — сказал Том. — Мне захотелось подразнить его. Ты не обижайся, Эл. Я не знал, что девочка тебя за сердце зацепила.

— Нет такой девочки, которая бы меня зацепила.

— Ну, нет так нет. Не будем спорить.

Грузовик подъехал к городу.

— Закусочных-то сколько — и все с горячими сосисками, — вздохнул Том.

Мать сказала:

— Том! Я один доллар приберегла. Тебе очень хочется кофе? Тогда возьми.

— Нет, ма. Я просто дурака валяю.

— Возьми, если уж так хочется.

— Не возьму.

Эл сказал:

— Тогда нечего твердить — кофе да кофе!

Том помолчал.

— Меня будто тянет в эти места, — сказал он наконец. — Опять та самая дорога, по которой мы тогда ночью ехали.

— Дай бог, чтобы теперь все сошло гладко, — сказала мать. — Ту ночь и вспоминать не хочется.

— Мне тоже.

Справа от них поднималось солнце, и большая тень от грузовика бежала по дороге с ними рядом, перебирая колья изгороди. Они проехали мимо отстроенного заново Гувервиля.

— Смотрите, — сказав Том. — Тут опять живут. Будто ничего и не случилось.

Дурное расположение духа мало-помалу оставило Эла.

— Мне один рассказывал, — заговорил он, — что у некоторых уж по пятнадцати, по двадцати раз всё сжигали. Они отсидятся в ивняке, потом вылезут и опять сколотят себе какую-нибудь лачугу. Точно суслики. Так к этому привыкли, будто и горя им мало. Будто ненастье пережидают.

— Да, для меня та ночь выдалась ненастная, — сказал Том. Они ехали по широкому шоссе. Солнце грело, но их пробирало дрожью. — А по утрам уже холодновато, — сказал Том. — Скоро зима. Хорошо бы все-таки подработать немного до холодов. Зимой в палатке будет невесело.

Мать вздохнула и подняла голову.

— Том, — сказала она, — к зиме надо подыскать жилье. Хочешь не хочешь, а надо. Руфь еще ничего — держится, а Уинфилд совсем слабенький. Придут дожди, надо устраиваться по-настоящему, в доме. Здесь, говорят, как из ведра льет.

— Подыщем и домик, ма. Ты не беспокойся. Домик будет.

— Лишь бы крыша над головой да пол, чтобы ребятишки спали не на голой земле.

— Постараемся, ма.

— Я не хочу с этих пор тебя донимать.

— Постараемся, ма.

— Меня иной раз страх берет, — продолжала она. — Всю свою храбрость теряю.

— Не видал я, чтобы ты когда-нибудь ее потеряла.

— Нет, бывает… по ночам.

Послышался резкий, шипящий звук. Том крепко стиснул штурвал и нажал тормозной рычаг до отказа. Грузовик остановился. Том вздохнул.

— Кончено дело. — Он откинулся на спинку сиденья. Эл выскочил из кабины и подбежал к правому переднему колесу.

— Гвоздь! Да какой! — крикнул он.

— Заплаты есть?

— Нет, — сказал Эл. — Не осталось. Резины-то хватит, да клей весь вышел.

Том посмотрел на мать и грустно улыбнулся.

— Не надо тебе было говорить про свой доллар. Мы бы как-нибудь сами починили. — Он вылез и подошел к спустившей шине.

Эл показал на длинный гвоздь, торчавший в покрышке.

— Видал?

— Если есть хоть один-единственный гвоздь на всей дороге, так мы обязательно на него напоремся.

— Плохо дело? — спросила мать.

— Да нет, не очень, а все-таки починка.

Верхние пассажиры слезли с грузовика.

— Прокол? — спросил отец, увидел спустившую шину к замолчал.

Том попросил мать выйти и достал из-под сиденья жестянку с заплатами. Он развернул резину, вынул тюбик с пастой и осторожно надавил его.

— Засохла, — сказал он. — Может, все-таки хватит. Эл, подложи чего-нибудь сзади. Будем поднимать домкратом.

Том и Эл работали дружно. Они подложили камни под задние колеса, подняли переднюю ось домкратом и, освободив правое колесо, сняли с него покрышку. Потом, отыскав прокол, намочили тряпку в бензиновом баке и протерли камеру вокруг прокола. Эл растянул ее на коленях, а Том разорвал тюбик пополам и перочинным ножом наложил на резину тонкий слой пасты. Он аккуратно смазывал края прокола.

— Теперь пусть подсохнет, а я пока вырежу заплату. — Он подровнял края синей резины. Эл опять растянул камеру, и Том осторожно наложил заплату. — Вот так. Теперь клади ее на подножку, надо пришлепать. — Он осторожно ударил несколько раз молотком, потом расправил камеру, глядя на заплату. — Ну ладно. Сойдет. Надевай на обод, сейчас подкачаем. Ма, похоже, твой доллар уцелеет.

Эл сказал:

— Плохо без запаса. Как хочешь, Том, а запас надо иметь. Тогда прокол и ночью не страшен.

— Когда у нас будут деньги на запасной баллон, мы купим на них кофе и мяса, — сказал Том.

Редкие в этот час машины быстро проносились по шоссе, солнце начинало пригревать сильнее. С юго-запада легкими, словно вздохи, порывами дул нежный ветерок, а горы по обе стороны широкой долины еле виднелись в жемчужно-матовом тумане.