— Ну что, что вы здесь собрались? Разве это цирк? Я вам что тут, дрессированная обезьяна? Проваливайте отсюда немедленно! Эй вы, курицы! Где кипяченое вино? Я уже час прошу вас вскипятить вино!

— Это что еще за шут? — глядя на беснующегося наследника Эскулапа, угрюмо спросил Генрих Боклерк.

— Ну-ка, проваливайте! — между тем орал медик. — Им нужно как можно больше воздуха. Откиньте полог. И пошли вон!

— Это доктор Андреа, по прозвищу Сальваторе, — не замедлил с ответом на вопрос короля Джордж Баренс. — Он просит вас удалиться, ибо больным нужен воздух.

— Если ему нужен воздух, пусть берет весь воздух моего королевства, лишь бы дочь стала на ноги.

— Да, я доктор Андреа Сальваторе, — невпопад выпалил, брызгая слюной, ученый муж, — между прочим, личный медик короля Роже Сицилийского! Эй вы, снулые рыбины! Несите вино скорее сюда! И где пустырник? Я велел вам его истолочь. Где пустырник, я спрашиваю вас? А вы? Вы дали им древесный уголь? Я с кем разговариваю? В наших краях и статуи более понятливы, чем вы! — Он вновь махал руками, топал ногами, время от времени вцеплялся в свою и без того поредевшую шевелюру и горланил так, будто никаких других способов разговора попросту не ведал. — Быстрее, быстрее! И тихо все! Пусть будет тихо!

При очередном упоминании средиземноморской державы Боклерк, что-то явно вспоминая, метнул на Фитц-Алана гневный взгляд. Тот лишь молча развел руками.

— Ладно, — пробормотал король, — как бы там ни было, а лекарь здесь оказался очень кстати.

— Княже, — раздалось вдруг поблизости. — От воеводы Бьорна гонец прибыл.

— Да что ж за день сегодня такой? — пробормотал Генрих.

— Она сейчас без сознания, — негромко проговорил Джордж Баренс, — но лекарь говорит, что жизнь ее уже вне опасности.

— Слава Господу! — прошептал Генрих Боклерк и повернулся к Мстиславу. — Я желал бы поговорить с тобой.

— Да, конечно.

— Но… толмач.

— С вашего позволения, — вмешался Баренс, — мессир Вальтарэ может помогать лекарю, он ведь отчасти тоже сицилиец.

— Да, распорядитесь призвать мессира Камделя, — скомандовал Мстислав.

— Он ждет, мой князь.

Мстислав удовлетворенно кивнул и обратил взгляд на серого от усталости гостя.

— Как мне сказали, ты сын Гиты, дочери Гарольда Годвинсона.

— Да, это так.

— И пришел отвоевывать свою родовую землю.

— И это правда.

— Забавно. Вот уж откуда не ждал беды, — вздохнул сын Вильгельма Завоевателя. — Ну что ж, принц, — кладя тяжелую руку на плечо Мстислава, заговорил Боклерк, — извини, я не произнесу твоего имени.

— Мать называла меня Гарольдом.

— Хорошее имя, — усмехнулся король. — Послушай, Гарольд, и вы послушайте. — Генрих Боклерк оглянулся на дворян свиты, в молчании ожидающих у шатра своего повелителя. — Если Матильда встанет на ноги, а я не устаю молить Бога, чтоб она встала на ноги, я был бы рад, чтобы ты стал ей мужем.

— Мужем?

— Да. Насколько я помню, мне говорили, что ты — вдовец.

— Это правда. Но пожелает ли она?

— Пожелает, — усмехнулся король. — Такова моя воля.

— А ее?

— Господи! Ты дослушаешь меня или нет? — рявкнул король. — Так вот, — пристально глядя на удивленно замолкшего князя, продолжил Боклерк. — Я хочу, чтобы ты стал ей мужем, мне — наследником. Я желаю покинуть трон. Сказать по правде, мне противно его занимать.

— Это великий дар, — ошеломленный услышанным, проговорил Мстислав.

— Если ты имеешь в виду мою дочь, то, несомненно, даже больше, нежели ты можешь представить себе. Ежели королевство, то, поверь мне, своему будущему родственнику и, как мне представляется нынче, любящему родственнику, это никудышный дар. Впрочем, скоро ты сам в этом убедишься. А сейчас я направляюсь к своему войску, пусть и там порадуются. — Он повернулся, призывая оруженосца, держащего в поводу коней.

— Быть может, отобедаете сперва?

— Не нынче, — отмахнулся король.

— Мой лорд. — Фитц-Алан склонился перед государем, вдруг как-то сразу постаревшим и осунувшимся. — Как я могу понять, вы желаете посвятить остаток жизни Господу нашему?

— Кому? — Глаза Боклерка яростно сверкнули.

— Господу. Уйти в монастырь.

Плечи Боклерка немедленно расправились.

— Я — в монастырь? Ах ты, гнусавый псаломщик! Ах ты, мокрица клиросная! Слушай меня, негодяй! Я буду жить в замке, охотиться, читать и слушать музыку. Быть может, захочу написать что-нибудь сам. Но если кто-нибудь из подобных тебе боголюбцев посмеет открыть при мне рот без моего на то соизволения, я велю засунуть туда хорька и лично прослежу, чтоб он выгрыз негодяю язык! Я буду жить в замке и велю всей челяди носить черные колпаки с прорезями для глаз, ибо я не желаю видеть их гнусные рожи. — Генрих остановился и задумчиво поглядел на секретаря. — Так и быть, ты можешь ходить без колпака. Твоя тоскливая физиономия меня даже развлекает. Гарольд, дорогой мой зять, возьми за ухо эту духовную особу и проследи, чтобы он все подготовил к свадьбе.

Будущий родственник Боклерка с невольным почтением уставился на разгневанного, пусть уже почти бывшего, короля.

* * *

В тот день Генриху Боклерку все же не суждено было отправиться к своему войску, ибо заключение мира, вернее, окончание войны следовало отпраздновать как подобает. На застолье был приглашен даже изловленный в округе и уже попрощавшийся было с жизнью лазутчик принца Гриффита, определенно недоумевавшего, отчего вдруг британцы решили воевать с рутенами именно в его землях и, что самое противное, отчего вдруг передумали.

Когда долгие заздравные речи сменились краткими и емкими пожеланиями, смысл которых уже никто не понимал, ибо вряд ли мог услышать за общим гомоном, князь Мстислав привлек к себе своего грозного наставника, воеводу Бьорна, и зашептал ему на ухо:

— Ты мне вот что скажи, друг милый, это ж как вдруг случилось, что ты здесь очутился? Я мыслил, ты по сей день в Новгороде дожидаешься.

— Прямо сказать, — так же тихо отвечал ему испытанный в сотнях битв и мелких стычек Бьорн Хромая Смерть, — я и сам вас тут видеть не чаял. Токмо-токмо мы в Новгород пришли, едва в Софии помолились, как тут крик, звон, набат, точно пожар где.

— И что же?

— Выскочили, глядь, а по Волхову, будто по суше, ваш батюшка, Великий князь наш ступает. Мы тут все на колени так и рухнули. А Владимир Всеволодович тут нам и говорит: «Ступайте за море, в земли бриттские. Сына моего не ждите — там его встретите. Как придут свеи, так и отчаливайте с ними».

— Надо же! — ошеломленно покачал головой Мстислав.

— Да хоть кого спросите, все ж, почитай, своими глазами видели! А как сказал то свет наш князь Владимир Мономах, так вмиг пред взорами нашими в воду и канул. А на другой день как раз и свеи пришли.