Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нечаев ухмыляется, чмокает меня на прощанье и направляется в сторону раздевалок.
– Вы же не будете публиковать подобные фото? Это не имеет никакого отношения к футболу.
– Ма-харошая, – вздыхает Мадя. – Сегодня мы конкурируем с городским новостным каналом. Уступать им эксклюзив – непозволительное расточительство.
– Что???
– Что слышала, Юния, – толкает Скоробогатова, указывая пальцем на размещенную в соседнем секторе габаритную видеоаппаратуру.
– О, Боже… – роняю я убито.
«Не приведи Господь, родители увидят…» – распадаюсь в тревоге.
Но к этим ребятам ведь уже не подойдешь с просьбой удалить материал.
– Дыши, ма-харошая, – похлопывает меня по плечу Мадина. – Ты же свободный человек. Наслаждайся! Когда еще целоваться до потери сознания, как не в универе, а?
– Вы с Нечаем классно смотритесь, – поддерживает ее Валик. Покраснев, добавляет: – Вдохновляюще.
– Угу, – выдает Мадя с какими-то глубокими гортанными интонациями и медленно облизывает губы. – Если после просмотра порно тянет заняться сексом, то, глядя на ваши горячие романтические поцелуи на поле, возникает желание любить.
– Эм-м… – заикаюсь я в потрясении. – Без комментариев.
Они смеются и вроде как в утешение обнимают меня.
– Не буду вам мешать работать, – сдавленно толкаю я.
И возвращаюсь на свое место.
Убеждаю себя, что ни папа, ни мама не станут интересоваться спортивными новостями. Да и вообще, им сейчас не до того. С понедельника в гимназии должны появиться какие-то проверяющие. Хорошо, что папу предупредили заранее. И он инициировал неофициальный рабочий день в субботу, чтобы лично пройтись по всем кабинетам и техническим помещениям.
Половина игры позади, а Свят до сих пор не появился. Просматриваю мессенджер, чтобы убедиться, что мое сообщение до сих пор не прочитано, как вдруг вижу его в конце прохода.
С Кирой.
Уровень моего беспокойства молниеносно достигает критических высот. Не раздумывая, поднимаюсь и направляюсь к ним.
– Привет, – выдыхаю запыханно. – Рада тебя видеть!
Только вот эта радость посечена болью. В груди ведь ноет так сильно, когда отмечаю нездоровый блеск в глазах Святика, что и дышать свободно невозможно.
Он действительно осунулся. Осознавать, что причиной тому являемся мы с Яном, невыносимая мука.
– Ладно, я пойду, – машет мне ухмыляющаяся Кира.
Игнорирую ее. К черту!
– Отойдем к буфету? Большинство болельщиков уже вернулись ко второму тайму. Там должно быть потише.
На душе теплеет, когда узнаю в этих интонациях своего уравновешенного и рассудительного Свята. Ни слова выдавить не получается, но киваю охотно – со слезами на глазах и робкой улыбкой.
– Что-нибудь выпьешь? – сухо проявляет заботу Усманов, едва добираемся до буфета.
– Нет… Спасибо, – благодарю, перенимая его нейтральный тон. – Как отец?
Свят с такой силой стискивает зубы, что белеют скулы и линия подбородка.
– Не хочу о нем говорить, – цедит, отворачиваясь.
– Понимаю… Спасибо, что пришел, несмотря на проблемы в семье… Свят… – вздыхаю, опуская взгляд. – Мне очень жаль, что так получилось. Причинять тебе боль для меня самой убийственная мука. И если бы была возможность противостоять тем чувствам, которые я испытываю к Яну, клянусь, что воспользовалась бы ею! Но я не могу! Прости, но я должна сказать тебе всю правду… Я… Боже мой… – задыхаюсь, с каждой секундой все больше опасаясь того, что попросту лишусь сознания. – Я люблю Яна с девятого класса, Свят!
Усманов закусывает губы. И смотрит на меня воспаленными глазами.
– А я тебя с первого, Юния.
– Мне жаль… – всхлипываю я. – Правда, Свят. Мне очень-очень жаль.
– Значит, ты никогда меня не любила? Никогда?
Смотрит, выжигая душу.
В моменте от этой боли хочется умереть.
– Как мужчину, нет, – признаю, теряя колоссальные силы. Он судорожно выдыхает и, прижимая ладонь ко рту, резко отворачивается. – Свят… – скулю ему в спину. – Как друг ты мне очень дорог. Я не хочу тебя терять. Но, конечно же, приму любое твое решение. Как тебе будет лучше.
– Я собирался… – с трудом проговаривает он, оборачиваясь. Сглатывая, прочищает горло. И все равно дышит очень и очень тяжело. Глядя мне в глаза, будто бы погибает внутренне. Это так страшно! Зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. – Я собирался бросить Киев… Бросить свою мечту! Потому что ты, несомненно, важнее! Думал, переведусь в ваш универ, пойду в эту гребаную футбольную команду… Буду с тобой рядом! Чтобы отвоевать тебя, блядь, обратно!
– Прости… – все, что могу выдать я, захлебываясь слезами.
– Но после того, что мне сказала ваша с Нечаем сокурсница… Понял, что все это никакого смысла не имеет!
– Что? Кира? – лепечу, предчувствуя подступающую панику. – Что она сказала?
Но…
Свят не отвечает.
Смотрим друг на друга. Долго-долго. Добивает этот контакт хор фанатов, которые затягивают перед началом второго тайма популярную в футболе тему «Знаешь ли ты[20]…».
– Прощай, Юния, – шепчет Свят отрывисто.
Вижу, как из его переполненных влагой глаз проливаются слезы. Машинально подношу руку, чтобы стереть их, но Усманов дергается в сторону и уходит.
А я остаюсь там… Сама… Сдвинуться с меня не получается. Кажется, что земля в один миг начинает вращаться быстрее. С такой одуряющей скоростью, что голова кругом летит, и подступает тошнота.
Понимаю, что должна вернуться на трибуны. Но как это сделать, не знаю.
– Девушка… С вами все в порядке? – интересуется какой-то парень.
Именно он заставляет меня отмереть и начать двигаться. Утирая слезы, чувствую, как боль трансформируется в сокрушительную злость.
На этом топливе я и возвращаюсь на трибуны.
– Что ты ему наговорила? – схватив Киру за локоть, рывком заставляю ее подняться.
– Ты с ума сош… – пищит та растерянно и явно испуганно.
Но мне плевать. Я в бешенстве.
– Отвечай!
– Да ты охренела??? Долбанутая!
– Говори, сказала!
– Правду, идиотка! Что вы с Нечаевым трахаетесь, как минимум, с выездной игры! Все об этом знают! Ну и… Пару фоток твоему оленю показала. Давно надо было!
Что тут возразить?
Если не кривить душой, я понимаю, что в словах Киры есть истина. Пусть у нас с Яном не было секса, однако… Близость есть давно. Очень давно. И отрицать это подло.
– Ну ты и сука, Кира, – заключает вместо меня Мадина. – Слышала,
