никогда не лгу. И сейчас я тоже говорю правду. Поняла меня, Воронцова?

Улыбаюсь, вытерев пальцами глаза.

– Я ещё не Воронцова...

– А хочешь стать?

Я сглатываю, вцепившись в его рубашку. Это... предложение?

– Да... Хочу...

– И почему же?

– Потому что тоже тебя люблю... – кажется, я отвечаю настолько тихо, что он не слышит.

Щёки заливает жаром смущения, а сердце в груди принимается бешено колотиться о рёбра.

– Любишь?

– Да.

– Не слышу, Воронцова!

– Да! Я люблю тебя, Глеб! И хочу... хочу быть твоей женой...

Мужчина удовлетворённо хмыкает, затем осторожно передвигает меня с постели к себе на колени.

– Только обещай мне кое-что.

– Что?

– Теперь ты всегда будешь мне всё доверять и рассказывать. И про какие-либо сообщения с неизвестных номеров тоже.

– Ты знал?

– Спасибо Стасу. Он вообще сильно помог в твоих поисках. Ну так что, обещаешь?

– Да. Обещаю.

– Хорошо. Скажи мне, как он тебя отпустил? Как ты смогла получить развод? Точнее, фиктивный развод.

Мне не хочется говорить о бывшем муже, но я понимаю, что должна всё объяснить, чтобы Глеб знал всю правду...

– Из-за завещания отца. Он включил туда меня, записал на моё имя свой бизнес, а затем погиб в аварии. Через некоторое время после его смерти Ренат... сильно меня избил. Я попала в реанимацию. А когда очнулась, поняла, что нужно что-то делать, иначе он просто меня убьёт...

– Сука... – выдыхает Глеб.

Я слышу, как в его груди прямо под моим ухом начинает сильнее стучать сердце.

– И я выдвинула условие, по которому перепишу на него компанию. Он должен был дать мне развод. Сейчас я понимаю, что это была очередная игра для него.

– Теперь с ним поиграют за решёткой. Уж поверь, как следует поиграют.

– Глеб?

– Мм?

– Хорошо, что я решила уехать тогда именно в Питер, когда приняла решение покинуть Москву. И хорошо, что из всех вакансий по работе, выбрала именно вашу компанию. Сначала я тебя ненавидела, потому что ты напоминал мне отца и мужа, а сейчас... я знаю, что ты совсем другой. И что, если бы не ты, я бы наверное никогда и никого не полюбила бы в жизни.

Глеб крепче прижимает меня к себе и целует. Его ладонь поверх моей лежит на животе. И я снова это чувствую – шевеление внутри. То ли это наши малыши, то ли это любовь. В любом случае, это что-то хорошее, светлое, тёплое, это начало новой жизни, в которой двери прошлого ада навсегда будут закрыты.

Эпилог

– Инн, ну всё, прекращай. У тебя соски уже красные.

– Ещё минутку буквально. Глеб, ну пожалуйста.

– Я говорю, достаточно. Насосёшься ещё, когда домой приедешь.

– Ай, больно что-то стало.

– А я тебе говорил, чтобы ты этим не увлекалась. Всё, вырубай этот адский агрегат!

Встав с больничной койки, Глеб выдирает из розетки молокоотсос, забирает его у меня из рук и складывает в коробку.

– Блин, у меня соски треснули, – разочарованно смотрю на повреждённую кожу груди. – Щипит…

– А я говорил тебе потому что. Нахрен ты столько нацедила, ты же только что покормила детей.

– Ну потому что я переживаю, что в дороге они захотят есть. Не буду же я кормить их в машине. Я читала, что новорождённые дети могут легко подцепить стафилококка. Не хочу, чтобы они мучались с животиками…

– А я не хочу, чтобы ты себе соски до трещин истязала.

Порывшись в сумке, Глеб достаёт из кармашка маленький тюбик и садится на корточки у меня между ног. Задирает мою кофту и, выдавив мазь, сам мажет мне соски. С таким серьёзным видом, как будто он отчёт по финансам АртПитерГрупп читает.

Точно. У него в этот момент вот такое же ровно выражение.

Прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку. Не потому что мне смешно. А потому что… приятно.

Замерев, всматриваюсь в хмурое лицо Воронцова, сосредоточенно смазывающего мои соски мазью от трещин. Впитываю в себя каждую чёрточку любимого лица.

Морщинку между бровей, говорящую о том, что он часто хмурится. Чёрные глаза, в которых с трудом можно разглядеть зрачки. И испытываю в этот момент так много всего, что кажется мою грудную клетку распирает изнутри. Так, что даже дышать становится трудно.

Никогда ни один мужчина обо мне так не заботился.

Да вообще никак. Я всегда была лишь средством для достижения цели. Вещью, которую можно было использовать на своё усмотрение. В качестве платы, или в качестве удовлетворения своих потребностей.

Я думала, что меня невозможно полюбить. Я думала, что после всего, через что прошла, сама не смогу полюбить мужчину.

Сейчас я понимаю, что всё возможно. Нужно просто встретить своего человека. Это важно. Пожалуй, это самое важное, что может быть.

Кто бы мог подумать, что моим человеком окажется мой босс. Мужчина с невыносимым характером, пугающий меня до мурашек по коже одним только взглядом.

Хотя, на самом деле Глеб совершенно не такой, каким кажется. Теперь я это точно знаю. Просто ему тоже нужно было встретить своего человека. Нам обоим это было нужно для того, чтобы обрести себя.

– Воронцова, если ты будешь так на меня смотреть, то выписку из роддома придётся задержать.

– Почему? – улыбаюсь.

Продолжая удерживать пальцы на моём соске, Глеб приподнимается и придвигается ко мне вплотную.

– Потому что ещё секунда, и я сниму с тебя эту кофту, – оставляет несколько поцелуев у меня на ключицах. – Уложу на больничную койку… – поднимается выше и целует за ушком. – А потом…

– Не хочу тебя расстраивать, но врач сказал, что как минимум на месяц у нас с тобой в этом плане сухой закон, – закидываю руки ему на шею и улыбаюсь.

– Знаю. Поэтому и говорю, не провоцируй меня, женщина.

Синхронно поворачиваем головы, когда из одной из детских люлек начинает раздаваться плач.

– Ну вот, я же говорила тебе, что кто-нибудь из детей захочет кушать. Хорошо, что не по дороге, а здесь, в палате, пока мы ещё не уехали. Дай мне, Машеньку, я её покормлю.

Оторвавшись от меня, Глеб подходит к дочери и аккуратно берёт её на руки. Она тут же прижимается щекой к его футболке и моментально засыпает.

– Блин,