Он широко улыбнулся и предложил ей кусочек лосося, предварительно окунув его в лимонный соус.

— Да, у меня хорошие осведомители, фройляйн, — с деланным немецким акцентом отшутился он. — Я должен был узнать, могу ли рассчитывать на взаимность с твоей стороны. И мне показалось, что могу — и что даже нравлюсь тебе, пока ты не рассказала мне о ребенке. — Он пожал плечами. — В тот момент я счел себя настоящим мерзавцем, словно пытался воспользоваться твоим бедственным положением.

— Значит, вот почему ты стал обращаться со мной, как с младшей сестренкой, которую давно не видел, — протянула она, поняв наконец все.

— Я никогда не испытывал к тебе братских чувств. — Марк погладил ее рукой по бедру. — Ни в малейшей степени.

Джо ощутила тепло в животе при мысли о том, что Марк питает к ней совсем не дружеские чувства. Она вдруг вспомнила сон, который приснился ей в ту ночь, проведенную в отеле «Фицпатрик» на Манхэттене, когда ей снилось, что они, обнаженные, сплелись в объятиях, занимаясь любовью.

— А я думала, что внушаю тебе отвращение, и поэтому ты разговариваешь со мной только по телефону, — призналась она, с неохотой расставаясь с воспоминанием о чудесном сне.

— Отвращение? Никогда. Ты должна узнать кое-что, Джо, — сказал Марк, поворачиваясь к ней лицом, — и понять, как я относился к тебе. Мне было больно видеть, что ты осталась совсем одна, тогда как тебя и твоего ребенка следовало бы любить и носить на руках.

Ей было очень приятно слышать его слова и то, как он их произносит.

— Господи, мне становилось страшно, когда я представлял себе, что ты совсем одна. — Он заправил ей за ухо выбившуюся прядку волос.

— Ты хочешь сказать, что я понравилась тебе еще сто лет назад, когда ты пригласил меня на ланч перед нашей поездкой в Нью-Йорк? — пожелала узнать она.

— Да.

— И нравилась тогда, когда мы полетели в Нью-Йорк?

— Нравилась? Я готов был силой затащить тебя в постель и не выпускать оттуда целую вечность! А когда ты надела ту коричневую расписную штуку, я глаз не мог от тебя отвести.

— Это мое платье от Мэри Грегори, а не какая-то «штука»! Оно тебе понравилось? — Она лукаво улыбнулась.

— Еще бы!

— Очень хорошо. А то я уже начала бояться, что потеряла форму, — с торжеством добавила она.

— Я люблю тебя, Джо. Просто мне не представлялось случая сказать тебе об этом. А сегодня говорю.

— Ох, Марк! — Джо с удовлетворенным вздохом прижалась к нему. — Я тоже люблю тебя, хотя никогда бы не осмелилась сказать тебе об этом, если бы не… — Она выпрямилась. — Как ты думаешь, может, нам стоит попросить мастера из гаража сохранить для нас мой стартер в качестве сувенира на память?

— Чтобы, глядя на него после нашей серебряной свадьбы, мы испытывали умиление и благодарность, чувствуя себя перед ним в неоплатном долгу? — подхватил он и вновь поцеловал ее.

— Вот именно!

— В таком случае, в качестве сувенира на память надо сохранить и номер телефона Роны, — добавил он.

— Почему?

— Потому что вчера она сказала мне, что ты не помирилась с Ричардом и что он не вернулся к тебе. Почему, черт возьми, ты решила обмануть меня?

— Я не хотела, чтобы ты думал, будто я убиваюсь по тебе, когда ты явно любишь Еву, — защищаясь, заявила в ответ Джо. — Я не могла допустить, чтобы ты жалел меня или считал глупой беременной женщиной.

— В жизни не встречал человека с таким богатым воображением, как у тебя, — сказал Марк. — Означает ли это, что, если завтра утром я не позвоню тебе, ты решишь, что я укатил на юг Франции с кем-нибудь еще?

Джо не ответила. Она обдумывала очень важный вопрос, не задать который не могла.

— Ребенок. Ребенок — это самое главное в моей жизни, Марк. В первую очередь я должна думать о дочери. Ты сможешь полюбить мою малышку, несмотря на то что она — дочь Ричарда?

— Она не будет ребенком Ричарда, — просто ответил он. — Она будет нашим ребенком, нашей дочерью. Если бы мне не нужны были одновременно и мать, и дочь, разве сидел бы я сейчас здесь? Я не такой, как он. Мне не нужна красивая журналистка без отягчающих обстоятельств. Мне нужна женщина, нужна мать, нужна ты. — Марк повернулся к ней всем телом, взял за руки и заглянул в глаза.

— Я знаю, тебе многое пришлось пережить, но ты должна верить мне, Джо. Я больше никому не позволю причинить тебе боль. Что касается этого ублюдка…

Джо приложила палец к его губам.

— Не говори мне о нем, чтобы все не испортить, — сказала она. — Он недостойный человек и всегда таким был, хотя я долго этого не понимала. Давай просто забудем о нем.

Они просидели у очага еще час. Джо согрелась и почувствовала, как в пальцы ног возвращается жизнь, после того как Марк осторожно снял с нее ботинки.

— Даже не помню, когда в последний раз видела свои ноги, — жизнерадостно заметила она, чувствуя, как по телу растекается блаженное тепло. — Я, наверное, всегда была для тебя головной болью? — поинтересовалась она, со стыдом вспоминая, как считала своим долгом возражать каждому слову Марка на редакционных планерках.

— Причем жестокой, — ответил он. — Ты оказалась яростной спорщицей, готовой до конца стоять на своем, потому что по каждому вопросу у тебя было свое особое мнение. Но мне это нравилось. Ты никогда не боялась выразить свои мысли вслух. А если ты оказывалась не права, то не стеснялась признаться в этом, что нравилось мне еще больше.

— Например, в отношении плакатов, на которых были неправильно написаны целых три слова? — спросила она.

— Хотя бы, — согласился он. — Ты так разозлилась на себя в тот день, когда они едва не попали в типографию в таком виде. Но еще сильнее ты разозлилась на меня за то, что я упомянул об этом на планерке. Помню, ты тогда была в своем розовом кардигане, почти прозрачном.

Джо поморщилась.

— Знаю. Только потом я заметила, что он просвечивает насквозь.

— Я так и подумал, — лукаво улыбнувшись, ответил он. — Ты подошла к столу, чтобы забрать свою записную книжку, едва сдерживая негодование. — Помолчав, он опять улыбнулся. — Я изо всех старался не смотреть на твою грудь, потому что под кардиганом четко проступали очертания твоего бюстгальтера… Я лишился дара речи, и мне пришлось совершить подвиг, чтобы заговорить с тобой.

— А я сочла тебя свиньей и только и ждала, когда же ты наконец отпустишь какое-нибудь ехидное замечание! — воскликнула Джо.

— А я изо всех сил сдерживался, чтобы не распустить руки и не признаться тебе в том, что влюблен в тебя без памяти, — сказал Марк.

— Правда? — с восторгом осведомилась она. — А я собиралась выбросить тот кардиган.

— Не вздумай, — проворчал он. — Когда ты наденешь его в следующий раз, я сам сниму его.