Молодая кассирша взяла книжку и снова взглянула на часы. «Айийя! Слава всем богам, в три мы закрываемся», – подумала она и, борясь с мучительной головной болью, стала беспокойно гадать, как закроют двери. Ведь перед забранными решеткой окошечками толпится столько раздраженных людей, а на них напирают те, что снаружи.

Сумма накоплений на книжке составляла триста двадцать три гонконгских доллара сорок два цента. Верная указаниям господина Суна не торопиться и быть аккуратными, кассирша прошла к папкам, стараясь пропускать мимо ушей поток нетерпеливых ругательств, не смолкавший уже часами. Она проверила правильность суммы, потом, подходя к своему высокому сиденью, снова посмотрела на часы, открыла ящик кассы и выдвинула его. Денег не хватало, поэтому она снова заперла ящик и пошла к офису управляющего. По очереди прокатилась волна ярости. Взгляды вкладчиков устремлялись то на эту низкорослую неуклюжую женщину, то на часы, то снова на нее.

Она постучала в дверь и закрыла ее за собой.

– Я не могу заплатить старой А Там, – беспомощно проговорила кассирша. – У меня только сто гонконгских долларов. Я тянула время, сколько…

Управляющий Сун вытер пот с верхней губы.

– Уже почти три, так что пусть она будет вашим последним клиентом, мисс Чо.

Он провел ее через боковой вход в хранилище. Открылась массивная дверь. Увидев пустые полки, она остановилась, пораженная. Обычно в это время дня здесь было полно аккуратных пачек банкнот, рассортированных по сотням, тысячам и десяткам тысяч, и бумажных рулончиков с серебром. Ей больше всего нравилось сортировать деньги после закрытия, а также прикасаться к этим чувственным пачкам новых, хрустящих, только что полученных купюр.

– О, это ужасно, Досточтимый Сун, – проговорила она, чуть не плача. Толстые стекла ее очков запотели, и прическа сбилась набок.

– Это лишь временное явление, временное, мисс Чо. Помните, что написал Досточтимый Хэпли в сегодняшней «Гардиан»! – Он очистил последнюю полку, пуская в ход остаток резервов и проклиная ту партию, что еще так и не прибыла. – Пожалуйста. – Он выдал ей для видимости пятнадцать тысяч, заставил расписаться за них и взял еще по пятнадцать для каждой из двух других кассирш. Теперь в хранилище не осталось ничего.

Когда он снова вошел в главный зал, толпа загудела, как наэлектризованная, при виде большой суммы денег, наличных.

Он передал банкноты двум другим кассирам и опять исчез в своем кабинете.

Мисс Чо аккуратно складывала деньги в ящик кассы, и все внимательно следили за ней и за другими кассирами. Одну тысячную пачку она оставила на столе. Разорвав бандероль, методично отсчитала триста двадцать долларов, потом три по одному и мелочь, пересчитала и подвинула через стойку. Старая женщина запихнула все это в бумажный пакет, а вперед уже раздраженно протиснулся следующий в очереди, сунув сберегательную книжку в лицо мисс Чо.

– Вот, клянусь всеми богами, мне нужно семь тысяч…

В этот момент прозвонил трехчасовой звонок, и тут же появился господин Сун, который громко объявил:

– Прошу прощения, мы вынуждены закрыться. Всем кассирам закрыть свои…

Остальные слова утонули в злобном гуле.

– Клянусь всеми богами, я жду с самого рассвета…

– Цзю ни ло мо, а я здесь уже восемь часов…

– Айийя, ну заплатите мне, у вас достаточно…

– О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!..

Обычно в банке затворяли двери и обслуживали тех, кто оставался внутри, но на этот раз под рев толпы все три испуганных кассира послушно заперли свои кассы, повесили таблички закрыто и попятились от протянутых к ним рук.

И тут собравшиеся в банке люди превратились в неуправляемую толпу.

Стоявших впереди, у стойки, прижали к ней те, что старались войти. Какую-то девушку швырнули на стойку, она пронзительно закричала. К решеткам, которые служили больше украшением, чем защитой, тянулись руки. Все были взбешены. Старый моряк, оказавшийся ближе всех, просунул руку к кассе и попытался выдвинуть ящик. Старая ама, зажатая со всех сторон бурлящей массой из ста с лишним человек, пробивалась в сторонку, крепко сжимая костлявыми руками свои деньги. Молодая женщина упала, потеряв равновесие, и на нее наступили. Она пыталась подняться, однако ног было много, и у нее ничего не получалось. В отчаянии она вцепилась в чью-то голень зубами и, получив передышку, вскочила, охваченная слепым ужасом, с разодранными чулками, в порванном чунсаме. Ее паника подхлестнула толпу еще больше. Потом кто-то крикнул: «Убить безродного сына шлюхи!..» – и толпа подхватила: «Уби-и-ить!»

После секундного колебания все, как один, устремились вперед.

– Стоять! – Это слово прозвучало как выстрел – на английском, потом на хакка и кантонском, потом снова на английском.

Все вдруг умолкли.

Перед ними, безоружный и спокойный, стоял старший инспектор полиции в форме с электрическим мегафоном в руке. Он прошел во внутренний офис через заднюю дверь и теперь окидывал их взглядом.

– Сейчас три часа, – негромко произнес он на хакка. – Закон говорит, что в три часа банки закрываются. Банк закрыт. Прошу разойтись по домам! Без шума!

Снова молчание, на этот раз злое. Вал ярости рос. Кто-то угрюмо пробормотал: «А как насчет моих денег, ети его?..» Остальные чуть было не подхватили эти слова в едином крике, но полицейский двигался быстро, очень быстро, прямо к тому человеку. Бесстрашно открыв дверцу в стойке, он направился через толпу прямо к нему. Люди расступились.

– Завтра, – мягко произнес офицер, возвышаясь над незадачливым вкладчиком. – Ты получишь свои деньги завтра. – Китаец потупился: холодный взор голубых рыбьих глаз и близость заморского дьявола были невыносимы. Он угрюмо отступил на шаг.

Полицейский обвел взглядом остальных, смотря всем в глаза.

– Вот ты, сзади! – произнес он тоном приказа, с той же спокойной уверенностью, мгновенно и безошибочно выбрав одного среди многих других. – Повернись и освободи дорогу остальным.

Человек послушно выполнил приказание. Неуправляемая толпа снова стала простым скопищем людей. Поколебавшись, еще один повернулся и стал проталкиваться к двери.

– Цзю ни ло мо. Не могу же я торчать здесь целый день? Давайте быстрее! – мрачно процедил он.

И все стали выходить, все еще злобно бормоча, но уже каждый сам по себе. Сун и кассиры вытерли пот со лба и, дрожа, сели в безопасной зоне за стойкой.

Главный инспектор помог дряхлой ама подняться. В уголке рта у нее была кровь.

– Вы хорошо чувствуете себя, Старая Дама? – спросил он на хакка.

Ама смотрела на него непонимающим взглядом. Он повторил то же на кантонском.

– А, да… да, – хрипло ответила она, так же крепко прижимая к груди свой бумажный пакет. – Благодарю вас, Досточтимый Господин. – Она торопливо смешалась с толпой и исчезла из виду.