Командир сто шестого полка оказался полковником по имени Фредерик Хилтон. Роб Джей нашел его в отдельной палатке, где тот жевал табак и что-то писал на маленьком столике. Хилтон несказанно обрадовался и, конечно же, согласился внести имя доктора в списки полка. Он тут же пообещал ему звание лейтенанта («а потом и капитана, как можно скорее») в обмен на годовой срок службы в должности младшего хирурга. Однако Роб Джей еще дома тщательно изучил вопрос и все обдумал. Если он решится поступить на штатную службу, то быстро доберется до чина майора и сопутствующего ему щедрого жалованья, после чего его назначат штабным офицером или отправят хирургом в головной госпиталь. Но он точно знал, чего хочет.

— Мне не нужна ни штатная служба, ни чины. Вы ведь нанимаете временных врачей из гражданских? Я пойду к вам на три месяца.

Хилтон пожал плечами:

— Тогда я оформлю вас нештатным хирургом-ассистентом. Возвращайтесь после ужина, подпишете документы. Восемь долларов в месяц, от вас нужна только лошадь. Могу отправить вас к портному в городе, пускай сошьет вам форму.

— Я не стану носить униформу.

Полковник окинул его оценивающим взглядом.

— А я бы не советовал вам от нее отказываться. Вы будете работать с военными. Они не станут исполнять приказы гражданского.

— И тем не менее.

Полковник Хилтон вежливо кивнул и сплюнул под ноги табак. Он позвал с улицы сержанта и приказал ему проводить доктора Коула к палатке офицеров медицинской службы.

Не успели они спуститься вниз по улице, как высокие звуки горна оповестили всех о том, что подошло время спуска флага — церемонии, которую всегда проводили на закате. Все звуки в лагере стихли, и движение прекратилось; все мужчины в лагере повернулись в сторону флагштока и отдали честь.

Это был первый на его памяти спуск флага, и Робу Джею эта церемония показалась неожиданно волнительной, потому что она была сродни религиозной мессе, в которой участвовали все бойцы, салютовавшие до тех пор, пока не умолкли последние дрожащие звуки игравшего где-то вдалеке горна. После этого лагерь вновь ожил.

Большей частью лагерь состоял из походных палаток, но вскоре они с сержантом миновали их, и то тут, то там стали появляться своего рода вигвамы, которые живо напомнили Робу Джею типи. Они остановились у одной такой палатки.

— Ваш дом, сэр.

— Благодарю.

Внутри хватало места максимум для двоих, спать обитатели вигвама должны были на земле, покрытой тонким полотном. Там уже забылся пьяным сном один мужчина — очевидно, полковой хирург — от которого исходило зловоние немытого тела и тяжелый аромат рома.

Роб Джей поставил чемодан на землю и сел рядом с ним. Он не раз совершал ошибки, но не больше и не меньше других. И теперь ему оставалось только гадать, не сделал ли он только что один из самых глупых шагов в своей жизни.

Хирурга звали майор Воффенден. Он сразу рассказал Робу Джею, что никогда не учился на врача, но был помощником у «старого доктора Коуэна», после чего решил, что и сам может лечить людей. Полковник Хилтон завербовал его в Топеке. Также Роб узнал, что жалование майора — лучший заработок в его жизни. А еще этот парень предупредил, что собирается напиться от души и возложить на плечи своего помощника всю повседневную работу.

На осмотр пациентов у Роба Джея ушел почти весь день. Очередь раненых и больных казалась ему бесконечной. Полк состоял из двух батальонов. Первый был полностью укомплектован пятью ротами. Во втором батальоне было только три роты. Полк сформировался лишь четыре месяца назад, когда все относительно приспособленные к бою солдаты уже находились на службе. Поэтому сто шестому достались те, кто не сумел присоединиться к более старым полкам, и во второй батальон вошли отбросы канзасских частей. Одни из тех, кто стоял в очереди к Робу Джею, были уже слишком стары для армейской службы, а другие — напротив, слишком молоды; среди них было даже шестеро мальчишек не старше пятнадцати. Чаще всего жаловались на понос и дизентерию, но попадались и другие заболевания: разнообразные лихорадки, сильные простуды, поразившие бронхи и легкие, сифилис и гонорея, белая горячка вместе с прочими признаками алкоголизма, грыжа, цинга.

В одной из палаток устроили амбулаторию, в которой хранилась походная аптечка армии США — огромная корзина, укрытая брезентом, доверху набитая различными материалами медицинского назначения. Инвентарный список гласил, что помимо всего прочего в ней должны были обнаружиться черный чай, белый сахар, экстракт кофе, мясной экстракт, сгущенное молоко и алкогольные напитки. Вышеперечисленные «материалы» в корзине отсутствовали. Когда же Роб Джей спросил Воффендена обо всех этих вещах, хирург обиделся.

— Должно быть, украл кто-то, — выпалил он не без раздражения.

Перекусив на скорую руку, Роб Джей тут же обнаружил причину такого огромного количества проблем с желудком у солдат. Он разыскал интенданта, вертлявого второго лейтенанта Зиринга, и тот рассказал ему, что армия выделяет полку восемнадцать центов в день на еду для каждого солдата. Благодаря этому на одного человека приходилось двенадцать унций жирной соленой свинины, две с половиной унции фасоли или бобов, а также восемнадцать унций муки или двенадцать унций галет. Мясо сверху уже почернело, а внутри совсем сгнило; солдаты называли галеты «домиками для червей», потому что большие и толстые сухари, покрытые плесенью, часто становились жилищем для личинок и долгоносиков.

Солдатам паек выдавали сырым, поэтому они сами готовили еду на огне маленьких бивачных костров — обычно мясо просто поджаривали вместе с раскрошенными сухарями или даже мукой на свином жиру, а бобы варили. Вместе со слабостью от ранений такая диета сгубила тысячи желудков, к тому же в лагере не было ни одной уборной. Мужчины справляли нужду там, где им было удобно, чаще всего — позади своих палаток, хотя многие из тех, кто страдал поносом, делали это прямо между своей палаткой и соседской. По всему лагерю витали зловонные испарения, напомнившие Робу Джею о «Боевом ястребе», и он решил, что, должно быть, от всей армии за версту несет фекалиями.

Он понимал, что не может ничего поделать с нездоровой диетой, по меньшей мере изменить что-то получится далеко не сразу, потому решил хотя бы улучшить условия проживания солдат. На следующее утро после осмотра он отправился к сержанту роты «С» первого батальона, который учил шестерых солдат пользоваться штыком.

— Сержант, не подскажете, где здесь у вас лопаты?

— Лопаты? Отчего ж нет, подскажу, — без энтузиазма отозвался тот.

— Я бы хотел, чтобы вы нашли лопату для каждого из этих шестерых и они вырыли яму, — попросил Роб Джей.

— Яму, сэр? — Сержант удивленно оглядел фигуру этого незнакомца, одетого в мешковатый черный костюм, мятую рубашку, узкий галстук и широкополую черную шляпу.

— Да, яму, — повторил Роб Джей. — Прямо вон там. Десять футов в длину, три — в ширину. Глубина — шесть футов.

Этот доктор в гражданской одежде был отнюдь не хрупкого телосложения. Очень решительный. Сержант знал, что его должность соответствует чину первого лейтенанта.