Каним начал передвигать фигуры на доске в серьезном, стремительном обмене. Ему потребовалось всего три хода, чтобы увидеть то, что Тави сделал, и он остановился, глядя на доску.

В атаках Тави не было ничего безрассудного. Он провел много времени, думая о стратегии Посла Варга в их последней игре, и он использовал ее сильные стороны в игре.

Пожертвовав ранее некоторыми незначительными фигурами, он создал для сильных фигур гораздо более выгодное положение, и в пределах двух следующих ходов он мог захватить контроль над небесной доской полностью, и, обладая нужными позициями и возможностью, он мог напасть на Первого Лорда своего противника.

Его фигуры несли ужасные потери, но Насаг обнаружил ловушку слишком поздно, и он никак не мог ее избежать.

— Вещи, — тихо сказал Тави, — не всегда бывают тем, чем они кажутся.

В это время последний из поверженных канимов был найден и перенесен невооруженными собратьями в их лагерь. Седой каним кивнул Насагу, проходя мимо.

Насаг пристально взглянул на Тави, затем слегка наклонил голову, признавая поражение.

— Нет. Вот почему мои воины не войдут первыми в город.

Сердце Тави чуть не остановилось.

Насаг разгадал его замысел.

Он не мог знать детали, но он знал, что там ловушка. Тави постарался не показывать свои чувства и безмятежно смотрел на Мастера Боя.

Насаг издал еще один тихий смешок и кивнул на доску:

— Где ты изучил эту стратегию?

Тави с любопытством глянул на канима и пожал плечами.

— Варг.

Насаг застыл.

Он навострил затрепетавшие уши в сторону Тави, выдав тем самым свое внимание.

— Варг, — прорычал он на очень низкой ноте. — Варг жив?

— Да, — ответил Тави. — Заключенный в Алере Империи.

Насаг сузил глаза, судорожно подергивая ушами, затем он поднял руку и сделал знак, кого-то подзывая.

Вернулся тот же седой каним, держа сверток из ткани на поднятых ладонях. По кивку Насага каним оставил сверток на доске от лудуса и развернул его. Там оказался меч Тави, тот самый, которого он лишился тем утром.

— Алеранец, ты опасен, — проговорил Насаг.

Инстинкт подсказал Тави, что эти слова являются высшей похвалой. Он распахнул широко глаза и ответил:

— Благодарю вас.

— Уважение ничего не меняет. Я уничтожу вас.

— Долг, — ответил Тави.

— Долг, — Мастер Боя указал на меч. — Это твое.

— Так и есть, — сказал Тави. — Я признателен вам.

— Умри с честью, алеранец.

— Умри с честью, каним.

Насаг и Тави приоткрыли горло друг перед другом еще раз. Затем Насаг отступил на несколько шагов, прежде чем повернутьсяся, и зашагал обратно к своей армии.

Тави убрал доску для людуса обратно в футляр, забрал оба своих клинка, и пошел в свою сторону, назад в город. Он проскользнул в ворота как раз, когда раздался низкий звук барабанов и рев канимских боевых горнов.

Тави нашел взглядом Валиара Маркуса и подозвал его.

— Первое Копье, расставляйте людей по местам! Началось!

— Очень хорошо, — сказала Леди Аквитейн. Она кивнула Одиане и сказала: — Пора переодеться.

Одиана поспешно открыла рюкзак и протянула Амаре её маскировку.

Амара уставилась на алый шёлк в её руках и спросила:

— А где всё остальное?

Олдрик стоял возле окна таверны, глядя на улицу. Рослый мечник оглянулся на Амару, поперхнулся от сдержанного смеха и отвернулся.

Одиана не проявила такой сдержанности. Прекрасная водяная ведьма откинула назад голову и залилась смехом, звучавшим слишком громко для комнаты, которую они сняли у хмурого каларанского трактирщика.

— Ах, ах, мой господин. Она покраснела. Разве она не прелестна?

К своему ужасу, Амара поняла, что Одиана была права. Она почувствовала, что её щёки горят так, что она могла бы воду на них подогревать, и она понятия не имела, что с этим делать.

Это была не та ситуация, с которой её обучали справляться. Она отвернулась от Леди Аквитейн и ее вассалов и подняла свою маскировку.

Она состояла из простого покроя облегающего платья красного шелка, державшегося на паре узеньких шёлковых ленточек. Декольте, если это было можно так назвать, было опасно низким — а сзади одеяние должно было оставить её обнаженной почти до талии. Если оно соскользнёт, то задержится на верхней части её бёдер, если ей повезёт.

— Скорее, пошевеливайся, — упрекнула Леди Аквитейн Одиану. — Покажи ей все остальное.

— Да, Ваша Милость, — сказала Одиана с лёгким реверансом.

Затем она достала пару легких сандалий с ремешками, которые, перекрещиваясь, обёртывают ногу до колена, пару изящных серебряных браслетов, выполненных в виде вьющихся стеблей плюща, шитый бисером головной убор, который слегка походил на чепец, и простую, гладкую металлическую ленту.

Ошейник повиновения.

Это было устройство работорговцев, выкованное фуриями, чтобы держать того, кто его носит, в подчинении у рабовладельца.

Он мог вывести из строя того, на кого он надет, болью, но мог и, что было даже более жестоко, по прихоти рабовладельца заставить испытывать противоположные ощущения, причем той же интенсивности. Ошейники повиновения иногда использовались для того, чтобы обуздать особо опасных заклинателей, подвергающихся судебному преследованию, хотя подобные случаи в истории были крайне редки.

Но ориентировочно в прошлом веке их производство и применение получило более широкое распространение по мере того, как рабство вступало в эпоху своего мрачного расцвета.

Длительное воздействие ошейника грозило гибелью разума и силы воли.

Постоянно истязаемые страданием и наслаждением, жертвы были вынуждены подчиняться своему хозяину и испытывать удовольствие от этого.

Через какое-то время, зачастую — годы, такие рабы превращались в животных в человеческом обличии, их личность уничтожалась и заменялась простым, но непреодолимым воздействием ошейника.

И, что было самым страшным, они были безумно рады подобному существованию.

Люди с более развитой силой воли зачастую могли сопротивляться крайней степени бесчеловечности, с которой сталкивались другие, по крайней мере временно. Но ни один из них не пережил это без последствий. Почти все безнадежно сошли с ума.

— Румяный, — пропела Одиана и, встав на цыпочки, прошлась в легком танце. Ее шелковое платье изменило цвет с бледно-голубого на розовый. — Вы сейчас такого же цвета, Курсор.