Один знакомый генштабист иногда говорил мне, что 103-я дивизия все стоит, мол, на том же месте, близ Полоцка и Витебска, в белорусских лесах.

И вот… в декабре 1979 года на кабульском аэродроме я встретился с бравым генерал-майором, командиром воздушно-десантной дивизии, которая первой высадилась на афганской земле для «выполнения интернационального долга». И это была моя 103-я Гвардейская Краснознаменная ордена Кутузова 2-й степени воздушно-десантная дивизия.

Но и эта встреча, описанная мною в главе об Афганистане, оказалась не последней. Меня все время тянуло в Белоруссию, где проходила моя военная молодость. И опять новый подарок судьбы: находясь в составе делегации СВР в Белоруссии в мае 1999 года, я посетил знакомые места, где дислоцировалась 103-я воздушно-десантная дивизия. На базе этой дивизии созданы теперь спецчасти белорусской армии. Приняли нас радушно: показали учения, в том числе укладку парашютов. Мимо трибуны, где мы стояли, прошли подразделения и оркестр. Выезжали мы и в лагерь подготовки десантников, в выборе места для которого принимал личное участие легендарный командующий ВДВ генерал армии Василий Филиппович Маргелов. Место живописное. Леса, поляны, глубокое темное озеро, уютные домики для курсантов и офицеров. О Василии Филипповиче офицеры-десантники старшего возраста постоянно вспоминают и всегда говорят, что равного ему командующего никогда не было и не будет. Да и наколки на руках с надписью «ВДВ» они расшифровывают двояко: «Воздушно-десантные войска» и «Войска дяди Васи». Мой знак «Ветеран ВДВ» тоже подписан дядей Васей.

После лагеря подготовки десантников мы посетили на окраине Витебска памятник десантникам-афганцам и музей 103-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии. Музей этот создан на общественных началах исключительно руками самих ветеранов дивизии, которых много осело в Витебске. Городские власти, конечно, помогли им. Сам музей расположился на нижнем этаже обычного жилого дома, где для нужд музея были соединены две или три квартиры.

Здесь вся история дивизии с момента ее формирования в этих местах в конце 1944 года и до конца ее существования в 1991 году, когда она оказалась в другом государстве — на территории Белоруссии. Больше всего экспонатов посвящено боевым действиям дивизии в Афганистане. 47 лет 103-я Гвардейская воздушно-десантная дивизия служила верой и правдой своему государству, а я был ее солдатом со дня рождения дивизии и побывал в мае 1999 года в тех местах, где закончился ее славный путь.

С работниками музея мы и помянули десантников времен Великой Отечественной и афганской войн. По моей просьбе работники музея подарили мне фотографию, на которой маршал С. Л. Соколов прикрепляет в апреле 1980 года орден Ленина к знамени дивизии в расположении ее 50-го полка в окрестностях Кабула. О своем посещении этих мест и о встречах с десантниками я рассказал в своих письмах к ветеранам дивизии, с которыми переписываюсь до сих пор.

Хотелось мне душой и памятью вернуться и в Московский институт востоковедения в Ростокинском проезде, где я учился с 1947 по 1952 год, и в студенческое общежитие Алексеевского студгородка, где в эти годы жил. Но два года спустя после окончания нами института его вообще расформировали. Остались, правда, друзья — арабисты и неарабисты, но нет уже дома, куда можно было бы приходить и вспоминать о том, что было здесь раньше, дышать тем, прежним, воздухом…

Или посольства, под крышей которых текла наша бурная жизнь. И это уходит. Крыша есть, а люди уже другие. Хотя в стойких своими традициями семьях арабистов дети часто наследуют профессию родителей и можно, приехав через много лет в тот же Каир, увидеть там вместо отцов их детей — и это приятно, вроде бы реальное продолжение нашей жизни.

В посольствах люди живут тесной семьей. Рождаются легенды, предания, анекдоты, пишутся пьесы и стихи, работают драмкружки и «клубы веселых и находчивых». Но живет это всего несколько лет, а потом начинает угасать и забываться, нет надежных нитей преемственности, нет летописей. Остаются лишь казенные слова в виде телеграмм и почтовой информации. Встретится какая-нибудь старая фамилия, а кому она принадлежит, уже не помнишь.

И, наконец, разведка. Это последний рубеж. Здесь я бросил свой якорь. В этом доме постепенно проходила моя жизнь. Отсюда мы ездим на кладбища и в крематории прощаться со своими товарищами. Сколько же здесь было ночных бдений, сколько переживаний за неудачи и провалы. Были, правда, и редкие радостные и торжественные моменты.

И все же, и все же… своими записями я делаю отчаянную попытку подольше остаться жильцом этого дома.

В конечном счете главным побудительным мотивом написания книги является любовь к разведке, к ее сотрудникам, к профессии, к самим ее зданиям и ее территории, любовь и чувство благодарности судьбе за ее щедрость ко мне. На страницах книги мне хотелось упомянуть как можно больше своих товарищей, рассказать о совместной работе, но и в этом желании, конечно, нужно было соблюсти разумную меру. Особенно хотелось написать о тех, с кем я одновременно пришел в разведку. Впечатление такое, что из этого поколения я один остался в строю. Свое намерение я выполнил лишь в очень незначительной степени. Из тех, кто пришел тогда в нашу службу, больше всего мне дороги фронтовики, солдаты Великой Отечественной войны. Эти люди когда-то составляли сердце-вину разведки, были ее движущей силой. Между нами всегда было особое взаимопонимание, поскольку и жизнь мы воспринимали по-особому — самую ее суть, без ненужных мелочей. И в руководстве разведки в разное время было немало фронтовиков. Это заместители начальника разведки генералы Юрий Иванович Дроздов, Анатолий Иванович Лазарев, Яков Прокофьевич Медяник, Юрий Иванович Попов, Борис Александрович Соломатин, Владимир Александрович Чухров, Евгений Изотович Шишкин.

Ну что ж, признание в любви я сделал. Была ли эта любовь взаимной? И насколько возможна такая постановка вопроса вообще? Может ли разведка любить своих отдельных представителей? Нельзя сказать: «Его любила разведка», равно как нельзя сказать: «Его любила Родина». Любовь к разведке, как и любовь к Родине, может быть только односторонней. И я счастлив тем, что мне суждено было долгое время работать в разведке и искренне любить ее.

Закончу свое повествование полюбившимися мне стихами поэта-фронтовика Александра Гитовича:

Жизнь проходит —

Разве в этом дело?

Разве, в неоглядности своей,

Молодость когда-нибудь хотела,

Чтобы детство возвратили ей?

Так и нам печалиться не надо,

Только бы — разумна и добра —

Длилась, как последняя награда,

Деятельной старости пора.