– И тем не менее тебя воспитывали, о тебе заботились, тебе дали прекрасное образование.

– Но ни капли любви, – отрезала Миранда. Она смотрела на эту жестокую, холодную женщину, пожертвовавшую всем на свете ради своего честолюбия.

– Я из кожи вон лезла, лишь бы заслужить твое одобрение. Получается, я тратила время впустую. Элизабет, вздохнув, поднялась:

– Не надо делать из меня чудовище. Тебя никогда не обижали, все необходимое от нас ты получала.

– Ты ни разу не обняла меня!

– Говорю тебе, я делала то, что считала нужным. Я дала тебе все возможности для самоосуществления. У тебя было все, чтобы ты стала тем, кем ты стала. – Бронза Фиезоле – всего лишь один из таких примеров.

Поколебавшись, она подошла к столу и налила себе воды.

– Я взяла твои отчеты и анализы домой. Немного успокоившись и оправившись от перенесенного унижения, я засомневалась – ведь прежде ты никогда не делала таких грубых ошибок. В конце концов, надо признать, честности и профессионализма тебе не занимать.

– Спасибо за комплимент, – сухо ответила Миранда.

– Я хранила всю эту документацию у себя дома, в сейфе. Кто-то забрался туда и все похитил. Я бы до сих пор не знала об этом, если бы перед самым отъездом не заглянула в сейф. Тут-то я и увидела, что документы исчезли. – Элизабет отпила воды. – Знаешь, зачем я туда заглянула? Хотела взять жемчужное ожерелье твоей бабушки, положить в местный банк. Это ожерелье предназначалось тебе в подарок.

– Мне в подарок?

– Да. Мне ты всегда была чужой, а вот бабушка тебя любила. Я не собираюсь перед тобой извиняться. Что сделано, то сделано. Не нуждаюсь я и в твоем понимании. Я ведь и сама тебя не понимаю.

– Значит, как жили, так и будем жить? – спросила Миранда.

Элизабет пожала плечами:

– Конечно. И то, о чем мы с тобой говорили, пусть останется между нами. Ты – Джонс, а стало быть, должна хранить честь семьи.

– Еще бы, – саркастически усмехнулась Миранда. – Я знаю, что такое долг.

– Еще бы ты этого не знала. А теперь мне пора. Нужно встретиться с твоим отцом. – Элизабет взяла сумочку. – Если хочешь, могу рассказать ему о нашей беседе.

– Не стоит. – Миранда внезапно почувствовала себя совершенно опустошенной. – Ведь, в сущности, ничего не изменилось, не правда ли?

– Правда.

Когда Элизабет вышла, как всегда прямая и уверенная в себе, Миранда печально рассмеялась и подошла к окну. В небе сгущались тучи, суля скорую бурю.

– Как ты?

Сзади подошел Райан и положил руки ей на плечи.

– Подслушивал? – устало спросила Миранда.

– Естественно.

– Все шныряешь вокруг на мягких лапах, – укорила она его. – Как, по-твоему, что я должна чувствовать после этого разговора?

– Что тебе хочется, то и чувствуй. Ты взрослая женщина. Сама себе принадлежишь.

– Это уж точно.

– С отцом разговаривать будешь?

– Какой смысл? Он никогда не обращал на меня внимания, никогда меня не слышал. Теперь я понимаю почему– Она прижалась щекой к его руке. – Что они за люди, Райан? Мой отец, Элизабет, эта женщина, которая была моей матерью?

– Не знаю. – Он мягко повернул се лицом к себе. – Но зато я знаю тебя.

– Если говорить о чувствах… – Она глубоко вздохнула. – Как ни странно, я сейчас ощущаю облегчение. Всю жизнь я боялась, что буду такой же, как моя мать. А теперь выясняется, что Элизабет мне никакая не мать. Я не яблоко, а она не яблоня… Миранда передернулась и положила голову ему на плечо. – Значит, по крайней мере об этом я могу больше не беспокоиться.

– По правде говоря, мне жаль ее, – сказал Райан– Она так много потеряла, отказавшись от твоей любви.

Миранда знала, что такое любовь: невыразимый восторг и неописуемый ужас. И была благодарна этому знанию. Ее сердце раскрылось навстречу любви. Правда, надо признать, что ключик к ее сердцу подобрал опытный взломщик.

– Мне тоже ее жалко. Но я знаю, что теперь нужно делать. Отнесу Куку записную книжку Ричарда.

– Дай мне время слетать во Флоренцию. Не хочу покидать тебя сегодня, ты слишком много перенесла. Но если ты так торопишься, вылечу на рассвете. Дай мне тридцать шесть часов. Этого будет достаточно.

– Хорошо, но не больше. Хочу поставить точку в этой истории.

– Хочешь – поставишь.

Она улыбнулась, и в самом деле чувствуя облегчение.

– Обещай, что не будешь шастать по чужим спальням, рыться в сейфах и сумочках.

– Ни в коем случае. Правда, у меня еще остался номер Картеров.

– Райан, ради бога!

– Красть ничего не буду, честное слово. Знаешь, чего мне стоило не спереть жемчуга твоей бабушки? А какое замечательное золото у Элайзы! Особенно мне понравился медальончик, я бы с удовольствием подарил его какой-нибудь из своих племянниц. Видишь, я вел себя как настоящий герой.

– Твои племянницы слишком маленькие для медальонов. – Миранда вздохнула и снова прижалась к его плечу. – Мне подарили медальон только на шестнадцатилетие. Хорошенький, в виде сердечка. В свое время бабушка получила его от своей матери.

– И ты, конечно, положила туда локон своего дружка.

– Не было у меня тогда никаких дружков. Бабушка вставила в медальон фотографию, на которой были она и дедушка. Имелось в виду, что я должна помнить свои корни.

– И как, помнишь?

– Как не помнить. Я ведь – Джонс из Новой Англии. Элизабет права. Ей я, возможно, и не принадлежу, но бабушка-то у меня была настоящая, родная.

– И теперь тебе достанутся ее жемчуга.

– Я буду бережно хранить их. Медальон я, к сожалению, потеряла. Несколько лет назад. Расстроилась ужасно. – Миранда расправила плечи. Теперь она чувствовала себя лучше. – Пойду распоряжусь, чтобы здесь навели порядок. Надеюсь, уже завтра можно будет открыть выставку для публики.

– Вот-вот, займись делом. Я загляну к тебе позднее. Отправляйся домой, и без фокусов.

– Конечно, домой. Куда же еще?

Эндрю возвращался домой, весело насвистывая. На его лице застыла счастливая улыбка – она не покидала его весь день. И дело было не только в сексе, хотя, чего греха таить, после столь долгого поста радости плоти были еще как кстати. Доктор Эндрю Джонс слишком долго вел одинокую холостяцкую жизнь.

И все же главное было не в сексе. Энни его любит!

Он провел в ее обществе великолепный день – мирный, счастливый, восхитительный. Душевная радость была не меньше, чем физическое наслаждение.

Они вместе приготовили завтрак и съели его в постели. Разговаривали обо всем. Мысли, слова, чувства текли рекой. Никогда в жизни Эндрю ни с кем не был так откровенен.