– Может, и так. Только сделал это профессионал, а не любитель. А профессионалы на ерунду времени не тратят – во всяком случае, если на это нет веской причины. Вы ведь согласны со мной, мистер Болдари? Вы сами профессионал.

– Естественно. – Райан подумал, что этот детектив ему, пожалуй, нравится. – Терпеть не могу тратить время попусту.

– Именно. Возникает вопрос: кому и зачем понадобилась подделка?

– Если бы я видел эту штуковину, я мог бы ответить вам на этот вопрос. Но даже если бы статуэтка была подлинной и стоила миллионы, Миранда все равно не пошла бы из-за нее на убийство. Думаю, вы со мной согласитесь. Как профессионал.

Кук хмыкнул. «Что-то в этом парне не так, – подумал он. – Но обаяшка – этого у него не отнимешь».

– Я, конечно, не думаю, что она кого-то убила. Да и трудно представить, что доктор Джонс рыщет по миру, воруя картины и статуи. У нее на лбу написано, какая она высоконравственная. Но инстинкт подсказывает мне: она что-то скрывает. Знает больше, чем говорит. А если вы ей друг, то убедите ее – пусть расскажет мне всю правду. Пока не поздно.

Миранда сама не знала, что сказать полиции, а что утаить. Она сидела в Южной галерее, со всех сторон окруженная великими полотнами, и терзалась сомнениями.

Детектив Кук уже пришел, находился наверху. Она видела, как он вошел, но испугалась и, словно непослушный ученик от учителя, спряталась за дверь.

Когда появилась Элизабет, Миранда обреченно поднялась.

– Я так и знала, что найду тебя здесь, – сказала мать.

– Где же еще? – Миранда взяла бокал с выдохшимся шампанским. – Гуляю по местам боевой славы. Больше мне идти некуда.

– Я что-то не могу найти твоего брата.

– Надеюсь, он спит. У него была трудная ночь. Миранда не стала добавлять, что Эндрю дома не ночевал.

– У нас всех была трудная ночь. Я еду в больницу, встречусь там с твоим отцом. Надеюсь, Элайза уже принимает посетителей. Говорят, во второй половине дня ее выпустят.

– Передавай ей привет. Я постараюсь заглянуть к ней – или в больницу, или в отель. Разумеется, она может остановиться у нас в доме. Если захочет.

– Это было бы не совсем удобно.

– Знаю. Но все-таки предложи ей это.

– Очень мило с твоей стороны. Я так рада, что ее травма оказалась не, слишком серьезной. А ведь могло.., она могла.., как Ричард…

– Да, мне известно, как ты ее любишь. Миранда аккуратно поставила бокал на то самое место, откуда взяла.

– Ты любишь ее больше, чем собственных детей.

– Сейчас не время выяснять отношения. Миранда встрепенулась:

– Ты ведь меня ненавидишь, правда?

– Какая чушь! И еще раз скажу тебе – сейчас не время.

– А когда подходящее время для того, чтобы выяснить у собственной матери, ненавидит она тебя или нет?

– Если ты имеешь в виду ту историю во Флоренции…

– Нет, я имею в виду не только историю во Флоренции. Все это началось гораздо раньше. Но если хочешь – давай про Флоренцию. Ты отступилась от меня. Ты никогда не вставала на мою сторону. Я ждала этого всю свою жизнь. Но ты никогда, никогда меня не поддерживала.

– Я не желаю вести разговор в таком тоне. Обдав дочь ледяным взглядом, Элизабет развернулась и направилась к выходу.

Миранда сама не поняла, что на нее нашло. Воспитание, привычки, выдержка – все пошло к черту. В несколько шагов Миранда пересекла комнату, схватила мать за руку и дернула изо всех сил.

– Нет уж, ты не уйдешь отсюда, пока я не получу ответа. Мне до смерти надоело, что ты все время поворачиваешься ко мне спиной. Почему ты не могла быть мне нормальной матерью?

– Потому что ты мне не дочь! – рявкнула Элизабет, и ее глаза вспыхнули холодным пламенем. – Ты никогда мне не принадлежала. – Она высвободилась, прерывисто дыша. – Не смей задавать мне никаких вопросов! Я стольким из-за тебя пожертвовала, я столько выстрадала! А все из-за того, что твой папочка навязал мне свою ублюдочную дочку.

– Ублюдочную? – Миранда пошатнулась. – Так я тебе не дочь?

– Нет! Но я дала слово, что ты никогда этого не узнаешь.

Элизабет, кажется, уже сожалела о своей откровенности, но голос ее по-прежнему звенел от ярости.

– Ничего, ты теперь взрослая женщина, имеешь право знать правду.

– Кто же моя мать? Где она?

– Умерла несколько лет назад. Она была так, никто.

Элизабет смотрела прямо в глаза Миранде. Солнечные лучи упали на ее лицо, а в этом возрасте женщинам лучше держаться подальше от прямого света. Миранда увидела, как сдала Элизабет за последнее время. Впрочем, в следующую секунду солнце скрылось за тучей, и морщины стали не так заметны.

– Она была одной из мимолетных подружек твоего отца.

– У него был роман?

– А как же! – горько усмехнулась Элизабет. – Ведь он – Джонс. Но в этом случае он увлекся, потерял осторожность, и женщина забеременела. Отвязаться от нее было непросто. Жениться на ней Чарльз, конечно, не собирался, однако она потребовала, чтобы он взял на себя воспитание ребенка. Ситуация была не из простых.

Миранда никак не могла опомниться от потрясения.

– Значит, родная мать тоже не хотела меня знать. Элизабет равнодушно повела плечом:

– Я не знаю, чего она хотела. Но к Чарльзу она пристала с ножом к горлу: он должен был взять тебя к себе. Чарльз явился ко мне, изложил суть проблемы. Какой у меня был выбор? Развестись с ним, пойдя на скандал, и потерять институт? Ну уж нет!

– И ты предпочла с ним остаться. – В голосе Миранды прозвучало презрение. – Он тебя предал, а ты сделала вид, что ничего не произошло.

– Я поступила так, как считала нужным. Это была большая жертва с моей стороны. Несколько месяцев мне пришлось от всех скрываться, делая вид, что я беременна. – Лицо Элизабет исказилось от воспоминания об оскорблении. – Когда ты появилась на свет, я должна была выдавать тебя за свою дочь. Да мне было противно на тебя смотреть, – ровным голосом призналась Элизабет. – Возможно, жестоко так говорить, но это правда.

– Что ж, правда – это уже неплохо. – Миранда отвернулась. – Факты есть факты.

– Я никогда не пыталась быть идеальной матерью, – продолжила Элизабет. – С меня хватило Эндрю. Я вовсе не собиралась заводить другого ребенка. Но обстоятельства сложились так, что мне пришлось воспитывать чужую девчонку как родную дочь.

Своим присутствием ты постоянно напоминала мне об оскорблении, о крахе моего семейного благополучия. Чарльзу тоже было тяжело на тебя смотреть, потому что ты была живым свидетельством совершенной им ошибки.

– Я – свидетельство ошибки, – тихо повторила Миранда. – Очень точное определение. Теперь понятно, почему вы оба относились ко мне так холодно. Вы меня не любили. Я думаю, вы вообще не способны на любовь.