В этот момент в комнате появился мистер Бенсон. Он вернулся домой раньше сестры и отправился наверх отыскивать Салли, чтобы обсудить предстоявшие похороны. Он поклонился мистеру Донну, которого знал как члена парламента от Эклстона. Присутствие этого джентльмена было неприятно мистеру Бенсону, поскольку именно его болезнь послужила непосредственной причиной смерти Руфи. Но он постарался заглушить в себе это чувство, сознавая, что мистер Донн нисколько в том не виноват. Салли тихо вышла из комнаты, чтобы вволю поплакать у себя в кухне.

— Я должен извиниться за то, что вошел сюда, — сказал мистер Донн. — Я не понял, куда ведет меня ваша служанка, когда она попросила меня пройти наверх.

— В нашем городе считается вежливым пригласить человека в последний раз взглянуть на покойника, — ответил мистер Бенсон.

— В таком случае я рад, что увидел ее еще раз, — сказал мистер Донн. — Бедная Руфь!

Мистер Бенсон удивленно взглянул на него, услышав это имя. Откуда он знает ее имя? Ведь для него она была только миссис Денбай. Но мистер Донн и не подозревал, что говорит с человеком, ничего не знающим о связи, некогда существовавшей между ним и Руфью. Он предпочел бы побеседовать в более теплой комнате, но мистер Бенсон все еще с грустной любовью смотрел на покойницу, и потому гость продолжил:

— Я не узнал ее, когда она пришла ухаживать за мной. Я, кажется, был в бреду. Мой слуга, знавший ее давно, еще в Фордхэме, сказал мне, кто она. Не могу вам выразить, до какой степени я сожалею, что она умерла из любви ко мне.

Мистер Бенсон снова взглянул на гостя, и в его глазах появилось суровое выражение. Он с нетерпением ждал дальнейших объяснений, которые уничтожили бы или подтвердили бы его подозрения. Если бы Руфь не лежала здесь, такая тихая и спокойная, он принудил бы резким вопросом мистера Донна высказаться. Теперь же мистер Бенсон слушал молча, и только сердце его билось все быстрее.

— Я понимаю, деньги — слабое вознаграждение, они не исправят ни ее смерти, ни моей юношеской шалости.

Мистер Бенсон крепко стиснул зубы, чтобы удержать проклятие.

— Правда, я предлагал ей сколько угодно денег — будьте справедливы ко мне, сэр, — сказал мистер Донн, уловив на лице мистера Бенсона отблеск негодования. — Я предлагал на ней жениться и уравнять мальчика в правах со всяким законнорожденным. К чему вспоминать об этом времени? — прибавил он нерешительным голосом. — Что сделано, того не изменить! Теперь же я пришел сказать, что был бы рад оставить мальчика на вашем попечении и с радостью покрою все издержки, которые вы сочтете необходимыми для его воспитания. Я положу в банк на его имя некую сумму — тысячи две фунтов или даже больше, назначьте сколько хотите. Разумеется, если вы откажетесь опекать его, мне придется подыскать кого-нибудь другого, но обеспечен он будет так же, в память о моей бедной Руфи.

Мистер Бенсон молчал. Он был не в состоянии ничего сказать, и только невыразимое спокойствие усопшей придало ему сил.

Прежде чем ответить, он прикрыл лицо Руфи простыней. Затем он повернулся к мистеру Донну и заговорил с ледяной холодностью:

— Леонард обеспечен. Люди, высоко ценившие его мать, позаботятся о нем. Он никогда не возьмет ни пенни из ваших денег. Все предлагаемые вами услуги я отвергаю от его имени… и в ее присутствии, — прибавил он, склоняя голову перед покойницей. — Люди могут называть поступки, подобные вашим, юношескими шалостями, но у Бога для них есть другое название. Позвольте проводить вас к выходу, сэр!

Пока они сходили с лестницы, мистер Бенсон слышал убеждающий и умоляющий голос мистера Донна, но не мог разобрать слов: ему мешал поток проносившихся в голове мыслей. Когда же мистер Донн, дойдя до дверей, обернулся и повторил свое предложение обеспечить Леонарда, мистер Бенсон сказал, даже не зная толком, отвечает ли он на вопрос:

— Слава Богу, вы не имеете на ребенка ровно никаких прав, законных или иных. В память о ней я избавлю Леонарда от стыда когда-либо слышать ваше имя как имя его отца. — И он захлопнул дверь перед носом мистера Донна.

— Невежа, старый пуританин! Пусть оставляет мальчика у себя, мне совершенно все равно. Я исполнил свой долг и уберусь из этого гадкого места как можно скорее. Желал бы я, чтобы последнее воспоминание о моей прекрасной Руфи не имело ничего общего со всеми этими людьми.

Эта встреча тяжело подействовала на мистера Бенсона. Она расстроила то спокойствие, с которым он уже начинал думать о случившемся несчастье. Он досадовал на себя за то, что гневается, хотя гнев этот был справедлив. Это чувство мистер Бенсон много лет бессознательно питал в сердце к неизвестному соблазнителю, с которым теперь встретился лицом к лицу у смертного одра Руфи. От этого удара пастор не мог оправиться много дней. Он боялся, что мистер Донн явится на похороны, и, какие ни приводил себе доводы против такого опасения, оно никак его не оставляло. Еще до похорон, однако, мистер Бенсон случайно услышал — так как он не позволял себе расспросов, — что мистер Донн уехал из города.

Похороны Руфи прошли тихо и торжественно. Ее сын, домашние, ее подруга и мистер Фарквар молча шли за гробом, который несли несколько бедняков, облагодетельствованных Руфью. Другие бедняки стояли рядом с могилой на небольшом кладбище, печально наблюдая за последним обрядом. Потом все медленно разошлись.

Мистер Бенсон вел Леонарда за руку и в душе дивился его самообладанию. Как только они вернулись домой, явился посланный от миссис Брэдшоу с запиской и банкой айвового варенья. Она написала мисс Бенсон, что это то самое варенье, которое обожает Леонард. Если она не ошибается, то пусть ее уведомят, так как у нее есть еще большой запас. А может быть, Леонард хочет чего-то другого? Она с радостью пришлет ему все, чего бы он ни пожелал.

Бедный Леонард! Бледный, без слез, лежал он на диване. Его не трогали ни подобные утешения, ни радушие, с каким их предлагали. Посылка миссис Брэдшоу была только одним из множества скромных знаков внимания, которыми осыпали его все, начиная от приходского священника, мистера Грея, и заканчивая неизвестными бедняками, приходившими с заднего крыльца проведать, что делается с ее сыночком.

Мистер Бенсон хотел, по обычаю диссентеров, произнести подходящую надгробную проповедь. Это была последняя услуга, какую он мог оказать Руфи, и выполнить ее надлежало хорошо и тщательно. Более того, из обстоятельств ее жизни, хорошо всем известных, можно было бы извлечь поучение, которое послужило бы к убеждению во многих истинах. Поэтому мистер Бенсон стал тщательно готовиться, обдумывая проповедь и записывая свои мысли на бумаге. Он усердно трудился, исписывал лист за листом. Порой глаза его наполнялись слезами при воспоминании о скромности Руфи или о каком-нибудь новом доказательстве ее любви к ближнему. О, если б он мог воздать ей должное! Но слова казались ему какими-то жесткими и неповоротливыми, и мысль в них никак не укладывалась. Пастор начал писать поздно вечером в субботу и просидел всю ночь до позднего утра. Никогда он столько не трудился над проповедью и все-таки остался не совсем ею доволен.