Аня только отмахнулась: её больше пугал другой вариант. Однажды, лет пять назад, она поехала в Колтуши смотреть какие-то соревнования, а когда всё завершилось, чисто от нечего делать отправилась навестить двоюродную тётку отца, жившую там поблизости. Тётку эту она последний раз видела ещё в дошкольные времена, и, естественно, та её не узнала. Но когда Аня отрекомендовалась – всплеснула руками, захлопотала, усадила пить чай: «Наконец-то мы с тобой, деточка, обо всём потолкуем…»

…И, быстренько выхлебав жидкий чай, принялась нескончаемо повествовать о своих знакомых старушках. Наиподробнейшим образом. Кто чем болел, кто в какой больнице лежал, кому какую сделали операцию. Приятельниц троюродной бабки Аня в глаза никогда не видала и не надеялась увидать, имена-отчества с перечнями хворей и порошков пролетали, не задерживаясь, из одного уха в другое, но побудить дальнюю родственницу к «смене пластинки» она тогда так и не решилась. Нехорошо: старый человек, выговориться охота, а пообщаться не с кем небось… «Ты, деточка, приезжай, – напутствовала её в дверях отцова двоюродная. – Ещё потолкуем…» Аня проявила позорное малодушие и больше с тех пор бабку не навещала.

В общем, «гладиатор» был пугалом не из худших. Аня, впрочем, забыла о нём с первой же минуты общения.

– Здравствуйте, Анечка! – Пётр Фёдорович не стал этак старомодно-галантно целовать ей ручку, просто пожал, и ладонь у него оказалась на удивление сильная и осторожная. И он действительно здорово смахивал на мудрого академика Лихачёва. Правда, неизвестно, была ли у почтенного филолога такая же замысловатая, как у пенсионера Сорокина, татуировка во всю кисть. Подобные татуировки многое повествуют опытному глазу о сложно прожитой жизни своего обладателя, и, правду молвить, масса народу на Анином месте тотчас удалилась бы на цыпочках, но Аня нужными познаниями не обладала и оттого никакого трепета не ощутила. Просто ответила пожатием на пожатие:

– Здравствуйте…

Другой рукой Пётр Фёдорович ловко извлёк из-за спины и вручил Ане цветок. Нет, не одинокую импортную розу в зеркальном целлофане, как сейчас дарят. Яркий махровый цветок неизвестной породы сидел на микрогазончике, устроенном в пластиковой коробочке с питательной смесью: подливай воды – и будет месяцами радовать глаз. Сорокин предупредительно распахнул перед девушкой правую дверцу машины:

– Прошу!

«Девятка» плавно тронулась, и сразу стало понятно, что за рулём сидит очень опытный и умелый водитель. Уж это-то Аня вполне могла оценить. Она, правда, не обратила никакого внимания на большой красный джип, который тихо отчалил от дальнего угла дома и пополз за «девяткой», держа подобающую дистанцию.

На выезде из двора Петру Фёдоровичу пришлось-таки изрядно покрутить руль, объезжая чудовищную, с лунный кратер размером, колдобину, и тут-то Аня присмотрелась к наколкам, густо испещрившим руки пенсионера. Она, конечно, не стала ни о чём спрашивать, но Сорокин заметил её взгляд и небрежно пояснил:

– Это, Анечка, ошибки молодости… Мне, знаете ли, однажды на Севере довелось поработать. Публика там… специфическая была, я вам доложу… Но зато на первую машину скопил! – И, видимо желая переменить тему, вдруг спросил: – А молодой человек ваш что же не пришёл? Не comme il faut.[70]Как это он вас с незнакомым мужчиной одну отпустил?..

И глянул на Аню таким орлом, что только держись, однако задорный намёк пропал впустую. Аня по глупости полагала, что вполне овладела собой, но оказалось – до первого прикосновения: снова неудержимо поднялись к глазам слёзы, захотелось выскочить на ходу из машины и удрать обратно домой… а лучше попросту удавиться. Имидж вежливой японки рассыпался ко всем чертям, она кое-как выговорила прыгающими губами:

– Он… он… больше никуда не придёт!.. Вы… остановите, пожалуйста, я пойду… извините…

– Вот как, значит. – Пётр Фёдорович и не подумал останавливать машину, резво катившую к выезду из города в ненавязчивом сопровождении джипа. Только лицо у весёлого пенсионера на мгновение сделалось очень жёстким, утратив всякое сходство с патриархом науки. Люди с таким выражением глаз обычно кончают совсем другие университеты… Как бы то ни было, Пётр Фёдорович, без сомнения, являлся в своей области академиком. И тотчас уловил, что речь шла не о банальной размолвке с ухажёром: девушка, жалко съёжившаяся на сиденье, оплакивала трагическую потерю любимого. – Вы знаете, Анечка, по Петергофскому шоссе, как я слышал, через каждые полкилометра очаровательных местечек наставили. Шашлыки там всякие разные, закуски, вино… Отчего же нам с вами там где-нибудь не посидеть, хорошего человека не помянуть…

Г. Санкт-Петербург. Россия.

В прокуратуру г. Санкт-Петербурга.

Сообщаем, что в результате проведённых исследований Главной экспертной иммунологической лаборатории Племенного отдела Министерства сельского хозяйства Финляндии достоверность идентичности происхождения лошади по кличке «Заказ» и лошади по кличке «Сирокко» составляет 67 %, учитывая наличие крови не матери, а бабки тестируемого животного. Процент достоверности признан достаточно высоким.

Для принятия окончательного решения об идентичности животного просим предъявить в прокуратуру г. Хельсинки оригиналы документов, копии которых были представлены…

Для начала снаружи резко стемнело – ни дать ни взять среди бела дня сумерки! Потом задул ветер, стало неожиданно холодно, и тут же ударил первый раскат грома. Цыбуле показалось, будто в кабинете вышибло пробки. С улицы долетел звон стекла: в некоторых домах по соседству с конторой разбились окошки – так хлопали створки, открытые настежь из-за жары.

А ещё через несколько минут грянул ливень!

Да какой! «Кабы градом не шандарахнуло, – подумал Василий Никифорович встревоженно. – Эка принялось…» Торопливо подошёл к окну, поплотней закрыл шпингалет. «Зерно-то созрело почти, – покачал в сердцах головой. – Того гляди наземь уложит… Это бы полбеды, а как из колосьев повыбивает?..» Такое тоже бывало. Трудишься, трудишься не покладая рук целое лето… И все труды – обратно в землю. Весь год впустую!

Дождик вообще-то был кстати. Люди его ждали: лето стояло засушливое. Но не такой же ливень, да ещё, Господи пронеси, с градом!.. Никакой совести «наверху»…

Последнее время Василий Никифорович сам, как та гроза за окном, метал молнии. Бухгалтерше, по привычке без стука и приглашения сунувшейся в кабинет, бумаги вернул без подписи. Сверкнул на девку глазами, пообещал круто разобраться с её безразличием ко всему, в хозяйстве происходящему. Взгрел за всебщее разгильдяйство, с её лёгкой руки расплодившееся. Обозвал на прощание курицей-клушей. Хотел было ещё «бюстгальтершей», разъязви её в душу… но вовремя сдержался. И хорошо, что сдержался. Девка была вправду фигуристая, вдруг обиделась бы всерьёз…

Зато под горячую руку наорал на секретаршу. Она, по счастью, была женщина опытная, умная – всё поняла. Смиренно выслушала и тихо пошла из кабинета. Лишь перед дверью, до глаз прикрыв лицо папкой «На подпись», оглянулась на разошедшегося начальника и улыбнулась. Губ не было видно, но выражение глаз Василий Никифорович рассмотрел… Секретарша закрыла за собой дверь, а Цыбуля вдруг понял, что больше ему в конторе делать нечего, а то, не ровен час, камня на камне здесь не оставит.