Есть интересный момент, связанный с Василием Кандинским. В его творчестве один период, экспрессионистический, период «Синего всадника», когда в его полотнах была удивительная сила, энергия, красота, сменился другим периодом, когда формы потеряли связи с натурой, но еще не до конца, они находятся на границе потери этой связи, очень насыщенные, красивые по колориту… а потом он перешел к чистому абстракционизму. Кандинский приезжал в Москву и несколько лет оставался в Москве, прежде чем уехать навсегда. И он как раз попадал в эту супрематическую воронку: даже он испытал на себе то огромное влияние Малевича, которое его изменило, которое очень сильно повлияло на его сознание.

А такие художники, как Любовь Попова, Татлин, Родченко, Степанова, они находились вне круга Малевича или они находились в круге Малевича? Родченко дискутировал с ним, работал вместе с ним, спорил, но вне его предложения уже трудно было что-либо сделать. Малевич основал школу, он был человеком, предложившим новый язык для абсолютно новых условий цивилизации. Малевич – это абсолютно гениальная личность. И то, что мы не ценим его сейчас, – это уже наша беда. Это особенность нашей ментальности: мир им воспользовался больше, чем пользуемся мы – до сих пор.

Имя Малевича, конечно, было очень широко известно. В 1919 году Вальтером Гропиусом в Дессау, в Германии, был создан совершенно грандиозный институт. Он назывался Баухауз. Этот институт просуществовал в Дессау до 1933 года, пока туда не пришел Гитлер, у которого политика в области искусства была примерно такая же, какая к тому времени у нас. Гитлер разогнал Баухауз, и Вальтер Гропиус со всеми этими идеями уехал в США. Там таких идей в то время не было, их привез Вальтер Гропиус. В этой архитектурной школе Баухауз художники работали над созданием нового искусства, над синтезом искусства и строительства. Там работал и Кандинский, и многие другие художники с известными именами. Они все работали вместе. Они делали мебель, фарфор, лампы, ткани… Словом, работали над созданием современного великолепного нового интерьера. И, конечно, Малевич тоже был приглашен туда. Малевич был мэтром, они издавали его произведения, устроили выставку его работ. К тому времени, когда его пригласили в Баухауз, ему в России было уже плохо (это был 1927 год). А в Европе он уже многое значил как носитель идеи, как художник.

Его работы периода «белого супрематизма» производят необыкновенное впечатление, наверное, на каждого человека. Его картины из серии «Белое на белом» («Белый квадрат», «Белый супрематический крест») – это живопись высочайшего класса. Как можно написать белый крест на белом фоне? Это первичный вечный знак креста, который выделил из себя это белое Дао. Вы стоите, замерев, вас знобит, потому что это живопись настоящая!

В Малевиче был великий талант живописца, станковиста, но он реализовывал его в супрематизме. И в нем одновременно жил великий организатор, человек, который знал, что такое школа. Малевич преподавал в Москве и вообще всюду, он был великолепным организатором и преподавателем. А его ученики разошлись по разным областям новых направлений в искусстве, новых задач. Конечно, уже в конце 1920-х годов, особенно после возвращения из Дессау, где он был общепризнанным мэтром (собственно говоря, он и был создателем этой культуры), ему было не очень-то сладко в России – по разным причинам. Он был большим человеком, сильным, мощным, самоуверенным. Говорят, он подковы разгибал руками. О нем рассказывали, что он вместе с Маяковским и Сергеем Михайловичем Эйзенштейном возглавлял клуб острословов в Москве. Можно представить, что это был за клуб, который возглавляли Малевич, Эйзенштейн и Маяковский в 1920-х годах! А теперь он стал плох, ему было худо.

Но в 1932 году ему предложили совершенно удивительную работу. Ему предложили Экспериментальную лабораторию при Русском музее в Санкт-Петербурге. И он эту лабораторию возглавлял до конца своих дней. Создание этой лаборатории было связано с величайшим человеком того времени – Николаем Николаевичем Пуниным, который был главным хранителем Русского музея. Впоследствии он был репрессирован и погиб в заключении в 1953 году. Это был замечательный человек, великий подвижник искусства. Он написал учебник по западному европейскому искусству, равного которому нет. И вот эта лаборатория создавалась при участии Николая Николаевича Пунина.

Чем Малевич занимался там, в этой лаборатории при Русском музее? Средств не было никаких. У него не было таких денег для эксперимента, какие были в институте Баухауз. Но он придумал один очень интересный эксперимент. Небольшое помещение он разделил на части, оформив их перегородками. И в эти огороженные закутки сажал машинисток, которые должны были печатать какие-то нужные бумаги. Помещения эти были оформлены так: одна комната была выкрашена в красный цвет, другая – в синий, третья – в желтый, четвертая – в зеленый, пятая – в полоску. И Малевич записывал наблюдения, что-то вроде: «У Марьи Николаевны насморк начнется через шесть часов. У Елены Михайловны кашель начнется через два или три часа…» Так он изучал влияние цветовой среды, цветоформы, внутри которой находится человек, печатающий на машинке, на его психологию и на его физическое состояние. Какой эксперимент, как он важен для медицины! Малевич просто состоит из гениальных открытий. Ведь именно он сказал, что белый цвет в таком количестве для медицинских учреждений очень опасен, и поэтому медицинские халаты во всем мире делают из ткани зеленого цвета.

А мы до сих пор спорим: «Черный квадрат» – это бред или не бред?.. Но какое имеет значение, кто что по этому поводу думает? Имеет значение только то, что представляет собой фигура Казимира Севериновича Малевича.

Он очень тяжело заболел, хотя был занят замечательной работой и писал картины. Но надо сказать, что в поздние годы жизни, в 1930-е годы, он вернулся к реализму. Он писал реалистические портреты в очень красивых платьях, дизайнерских платьях. Смотришь на эти портреты и думаешь: какая женская мода, какая гениальная мода! У него исполнение всех этих работ вообще отличается каким-то удивительным совершенством. Он создает совершенные образы, будь то супрематизм, реализм или его импрессионистические работы – они всегда сделаны совершенно. Не случайно часто их сравнивают с иконами, как с совершенным опытом живописи.

Надо сказать, что Малевич очень разнообразен как художник, и супрематизм – это основное, но далеко не единственное, чем он занимался. И одна из самых замечательных работ его позднего периода – это его знаменитый «Автопортрет», когда он изобразил себя как художника эпохи Возрождения. Он специально написал себя в такой одежде, в берете, с таким выражением лица, что вы видите перед собой художника Ренессанса, и даже фактура как бы напоминает фреску. Автопортрет – это всегда то, что художник думает сам о себе. Автопортреты Ван Гога – это то, как он чувствовал себя, как он переживал себя, свою болезнь или свое возвращение к жизни. А когда Малевич пишет свой автопортрет, он говорит: «Я равен им, я равен Джотто, я равен Монтанье». Он себя даже так стилизует, даже стиль у него такой же, как у художника XV века. И он прав: он был им равен. Он был всесторонне развитым человеком, так же, как они, он был человеком будущего, так же, как они. Он был человеком своего времени и человеком будущего, который ввел свою культуру в будущее. Просто нам трудно это оценить, потому что кто такой Монтанья или Джотто, мы понимаем прекрасно, но кто такой Малевич – с трудом. Еще сейчас смеемся: «Какой-то там “Черный квадрат” таскают по сцене!»