— Ну-ну, братец, к чему? — успокаивал его царь.

— Но я совершенно не готов! У меня и духа нет на такое великое дело!

— А и я был не готов, и принял дела в совершенном запустении, а тебе сдам державу в полном порядке…

Александр вскоре откланялся, а Николай остался наедине с чувствами, как он сам писал, «человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами, и с которой открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться»…

Георгий Иванович Чулков — автор давней книги 1928 года «Императоры. Психологические портреты», откуда я, лишь развернув их в диалог, и взял эти сведения (сам Чулков взял их у биографа Николая I — Шильдера, а тот — из записок Николая), сообщил также, что Николай записал этот разговор только через семнадцать лет и что-то, по мнению Чулкова, мог напутать.

Думаю всё же вряд ли… Николай, как и его брат, имел отменную память, да и разговор такой должен был врезаться в неё глубоко. Да и через семнадцать ли лет он его положил на бумагу?

Так или иначе, это был разговор лета 1819 года… А в феврале 1821 года Александр в течение недели пишет из австрийского Лайбаха, где проходил очередной конгресс Священного союза, длиннейшее письмо князю Голицыну, в котором то и дело попадаются признания типа: «…никогда боязнь общественного мнения не была для меня помехой; я только заботился о судилище собственной души, которая вся в Боге…», или: «…не от меня зависит побороть влечение сердца, а когда оно заговорит, то нет человеческой силы, чтобы меня переубедить против моего внутреннего влечения»…

При этом царь цитировал Послание апостола Павла к римлянам (глава XIV, стих 23): «Он осуждён, ибо поступал против убеждения, а всё, что делается против убеждения, грех» и прибавлял: «Вообще следовало бы прочесть всю XIV главу, потому что она поясняет обоюдные отношения, основанные на вере».

Если последовать совету императора и прочесть всю XIV главу Послания к римлянам, то информация к размышлению получается интересная — читатель тут может поверить мне на слово, а может и сам прочесть её…

«Августейший» историк великий князь Николай Михайлович (я на него буду позднее ссылаться часто), приводя это письмо в своей монографии «Император Александр I», пишет, что письмо носит отпечаток какой-то внутренней борьбы и необычайной нервности. Что ж, оценено абсолютно верно!

А В СЕНТЯБРЕ 1821 года Александр, казалось бы, встряхивается и издаёт Указ, делающий Русскую Америку окончательно, юридически русской на вечные времена. Он окончательноустанавливает над этими землями неотъемлемую юрисдикцию русской короны.

Если проанализировать последнее «александровское» пятилетие, то станет ясно, что «американский» Указ Александра от 4 сентября 1821 года был пиком его тогдашней внешней политики. А, скорее всего, он был пиком вообще всей его внешней политики — во всяком случае, в психологическом отношении! Да и только ли в психологическом, если отдавать себе отчёт в потенциальном значении этого Указа?

Успех в Отечественной войне 1812 года был успехом, собственно, Кутузова и лучших сил русского народа. Царь не мог этого втайне не понимать, да и вынужден был это публично признавать. А вот Указ от 4 сентября 1821 года — это был его личный триумф! Ведь Российско-американская компания и Русская Америка были детищами не только Шелихова, Резанова, Булдакова, Баранова, Кускова… Они были и его детищами! Он тоже вложил в них не только капиталы, но и часть души! Недаром же царь принял на себя половину расходов по плаванию Крузенштерна! И пусть нас не смущает, что формальным поводом для этого стало нахождение на флагманском шлюпе «Надежда» дипломатической миссии в Японию во главе с Резановым.

Лишить Российско-американскую компанию гордого права на половину финансирования первого русского кругосветного плавания Александр не мог. Однако он не мог и не захотел отказать уже себе в гордом праве зримо поддержать авторитетом русского монарха право России на добытую кровью и потом её сынов Русскую Америку!

Русскую!

За двадцать лет она действительно стала Русской… Русские там укреплялись и стояли прочно. Но туда же настойчиво стремились и англосаксы, хотя юридически Аляска ничем фактически не отличалась от Чукотки или Рязани…

Закончились первые славные двадцать русских «американских» лет, истекали привилегии и полномочия РАК по управлению русскими владениями в Америке. Пришло время их продлить, и они были продлены…

И вот теперь, в начале нового двадцатилетнего мандата РАК, он, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсониса Таврического, царь Грузинский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Карельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; государь и великий князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий и прочая и прочая и прочая (в том числе и «всея Северныя страны повелитель») Указом об объявлении зоны Берингова моря внутренними российскими водами совершал акт величайшего державного и геополитического значения!

Не в одном праве русских на котиков и бобров в этом море было тут дело! Ну что ему было до тех котиков?! Нет, он совершал, если вдуматься, величайший акт не только своего царствования, но и открывал новую волнующую страницу в книге великой будущности России! Он логически и юридически завершал (и завершал державно, достойно!) дело, начатое Петром, продолженное Екатериной и…

И — его отцом, так трагически преданным сыном!

Уж не знаю, но надеюсь, что, подписывая этот Указ, Александр был подлинно велик и, возможно, впервые в жизни счастлив именно как государь, как Всероссийский верховный вождь! И не мог он, изощрившийся в политических комбинациях в Европе и исправлявший должность монарха великой державы уже двадцать (!) очень неспокойных лет, не понимать, что против него не могут не ополчиться именно англо-саксы!

Ну и что!

Англосаксы стравили его с Наполеоном, сорвали его союз с ним, и всё более пёрли к власти над миром! Они нагло и нахально лезли в его законные владения, а при этом на всех углах и во всех закоулках разглагольствовали о законах, о справедливости!

Так вот же, он им покажет, что он — в своём праве!

А после всего этого, вместо обеспечения великого тихоокеанского будущего Российской державы, Александр был вынужден пойти на бесславный, конфузливый отказ от него… Летом 1822 года пришлось вместо расширения прав России в Америке поручать Полетике проведение переговоров об умалении их… Тайные внешние силы, с которыми император иногда контактировал очень тесно, оказывались сильнее его.

И если Указ от 4 сентября 1821 года стал для него психологическим пиком, личнойполитической вершиной его царствования, то русско-американская Конвенция 1824 года и русско-английская Конвенция 1825 года стали психологически (да и политически) низшей точкой его падения.