– Был у ней изъян, как и у всех Ландольфов, – Злата была некроманткой, бредившей о власти. Одно препятствие лишь останавливало ее: в этом мире не было магии. И тогда ей в голову пришла идея – создать резонаторы.

Она читала день и ночь

О всех злодеях, что покоятся в земле,

Где их могилы, как их отыскать.

Семья дрожала, не рискуя ей перечить…

– Не переигрывай, ты обещал мне без совиных выкриков.

– Ах да. – Он потер руки, скинул кафтан, оставшись лишь в рубахе, которая выглядела немного лучше кафтана, во всяком случае, в ней угадывался белый цвет. – И вот она пропала! – возвестил он так радостно, словно это и впрямь было счастливым событием в его семье. – Я, малое дитя, так убивался по пропавшей сестре, она ведь старше на семь лет. Шалили вместе, потакала она мне, хоть иногда и сваливала на меня свои проказы, но я был не в обиде и решил, что как только повзрослею, то обязательно ее найду. И вот, представьте, через столько лет я в Северске, где о Ландольфах незаслуженно дурная слава ходит. Небезопасно было мне здесь появляться в собственном обличье, вот я и прикинулся посланцем-инквизитором.

– Вот, – обрадовалась я, – это был первый безвинно убитый тобой человек! – Я призвала магов в свидетели: – И дальше он постоянно душегубствовал в Северске.

Илиодор улыбался мне как пятилетнему дитю, которое освоило наконец-то слова и теперь пытается рассуждать как взрослый человек.

– Господа храмовники, в имении моей матушки до сих пор поднимают кубки за здоровье Императора. С ними в дороге произошел такой забавный случай… А впрочем, не хочу ославить их за глаза, быть может, этот маленький курьез еще не раз расскажут без меня. Итак, – он с чувством маленькой победы развел руки, – бескровно завладев бумагами и платьем, я пересек границу Северска. А у вас тут – смута.

– То есть это не ты ее заварил? – уточнила я.

Он приложил руку к сердцу, словно испугавшись, что я вообще способна о нем такое вообразить, и погрозил мне пальцем:

– Я за незыблемость традиций. И против анархизма. Незыблемость престолов мое кредо. Я, как мог, помог главе страны урегулировать проблему, попутно отыскав сестру. Но тут, – он очень натурально покраснел до кончиков ушей, – наверное, юношеское любопытство меня сподвигло сделать архиглупость. Я позволил нашей Златке сделать маленький, безобидный резонатор, всего один, просто посмотреть хотел, при этом сам я не способен к некромантии, а руки обагрил лишь кровью петуха. Вот моя жертва, в этом я и каюсь.

Я разразилась бурными овациями:

– Ты с театрами никогда не путешествовал?

– Да сколько раз! Ты знаешь, как я жонглирую? – Он подхватился показать, но я, заметив, что солнце уже показало свою лысую макушку, велела ему прекращать с затеями, а то неудобно перед архимагами, люди по важному поводу собрались, а мы их байками потчуем.

– Да нет, нам нравится, – начали они уговаривать нас, – признаться, мы по глупости сочувствовали Архиносквену, а теперь-то знаем, отчего он держался за это место.

– Да он не за место, он за бедра Марты держался, – ввернул тогда Пантерий, вызвав хохот остальных, а я вскочила, требуя, чтобы мне не смели выдавать страшные секреты взаимоотношений Круга и Конклава. Я все-таки девица молодая, могу и разболтать.

– Ну, думаю, к обеду мы твою бабушку выпустим, – прищурился на дальний лес Архиносквен.

– Это если с Луговской сумеете договориться, – хмыкнул Пантерий, заставив всех замолчать, – она сейчас в Дурнево и вас к себе приглашает. И чего вы все на меня так смотрите? – попятился черт по тропке. – Когда на меня так смотрят, я вспоминаю один совсем не забавный случай. Там вот тоже сначала так смотрели, а потом – ам!

– Я тебе покажу «ам!», – начала наступать я на черта, который слушал тут всякие враки, вместо того чтобы о важном рассказать.

Это было ошибкой с моей стороны, но поняла я ее лишь тогда, когда Пантерий припустил от меня, а гоняться за тем, кто за пять минут сбегал в село за морсом, – безнадежное дело. Я растерянно оглянулась на всех, теребя свою разлетевшуюся косу:

– Что будем делать?

Илиодор укоризненно вскричал:

– Мариша! Да это даже неприлично отказываться от таких предложений! Мне, человеку, уставшему от светских раутов, и то было бы интересно.

– А я, деревенская дурочка, значит, из шкуры должна выпрыгнуть от такого счастья! – взвилась я. Он засвистел какую-то песенку, одновременно найдя что-то очень интересное на небе и в шагах двадцати от нас. – Стой! Куда побежал? Ты считаешь меня простушкой? Не смей отворачиваться! Отвечай!

А сама удивилась: в какой-то момент я перестала на него злиться. А главное, как этот паршивец при действующем заклятии сумел мне аж три истории пропихнуть – выходит, он мне ни разу не соврал? И все три правда? Или только одна? Или две? Или в каждую по кусочку правды запихнул? Ненавижу!

Анна Васильевна Луговская устроила в Дурневе подобие военной ставки. Бессонная ночь и скачка до самого утра, которую пришлось выдержать княгине, чтобы спасти свою жизнь от бунтующих егерей, ничуть не нанесли ущерба ее здоровью, а, наоборот, казалось, подстегнули эту бурную жизнедеятельную натуру. В Малгороде, куда они ворвались ночью, буквально за спиной слыша топот погони, Анна за какой-то час не только организовала отпор егерям, но и отправила ополчение на помощь Серебрянску во главе с Гаврилой Спиридоновичем. Супруга его и дети остались в доме головы, под надежным присмотром, но сама Луговская, услышав мольбы укрыться за стенами, лишь рассмеялась. Кровь ее кипела, она испытывала необыкновенный подъем и жаждала свершений. Поэтому, едва распорядившись насчет мятежников, она тут же вызвала к себе Костричную, с ходу потребовав от той рассказывать все без утайки.

Увидев себя в окружении вооруженных людей, Ланка так испугалась, что, дрогнув всем телом, обернулась сойкой и выпорхнула в окошко, не только удивив людей, но и сама изумившись до невозможности. На ее счастье, радость от приобретения крыльев пересилила потрясение, а пять минут спустя и вовсе захлестнула с головой. К утру, измотанная, она стояла на дороге в Дурнево со странной блуждающей улыбкой на лице и с одним вопросом к самой себе: и как она до сих пор жила без этого упоительного чувства полета? Весь лес за ее спиной сонно возмущался птичьими голосами, в нем не осталось, пожалуй, ни одной пичуги, которую бы Ланка не растормошила среди ночи.

Анжела Демцова, проводив упорхнувшую ведьму долгим взглядом, только прицокнула восторженно:

– И зачем ее было так пугать, Анна Васильевна?

Княгиня, и сама не ожидавшая подобного поворота, нервно постучала пером о стол, уставившись на Мытного:

– И часто с ней это бывает, Адриан Якимович?

Откровенно растерявшийся Адриан поиграл бровями, сказав своим лицом больше, чем уверениями в полном неведении.