Змей сопровождал отряд до самого выхода из долины. Отец Целестин, и так недолюбливавший всяких ползучих созданий, с опаской косился на украшенное жёлтым зигзагом тело, неслышно струящееся по траве рядом с рысящими лошадьми, прикидывая, не выкинет ли хозяин долины какую-нибудь штучку, чтобы навсегда заказать путь в его вотчину нахальным чужеземцам, но, едва лишь копыта коней переступили грань меж напоённой влагой долиной и сухой травой степи, как удивительное создание последний раз подняло голову и, проводив взглядом удаляющихся всадников, развернулось, исчезая в прохладном чреве короткого ущелья.

Карлики же за отрядом вовсе не последовали. Как только Торин сказал своим садиться на лошадей, низенькие бородачи, как и прежде молча, стали потихоньку расходиться, и только говорливый уродец, потрясая бородой, выдал вслед уходящим людям прощальный залп взвизгов, порыкивания и верещания. Отцу Целестину показалось, что он ругается, причём донельзя неприлично. «Какое счастье, что Гунтер не знает их языка, — подумал тогда монах. — У него и на норвежском-то что ни слово — то непристойность, а если целый день ещё и такие безобразия выслушивать…»

Восток пылал багровым и золотым, небо окрасилось в пурпурные краски, достойные встречи с повелителем-солнцем, которое в бессчётный раз двинулось в обход своих владений. Его диск выбрался из-за Небесных Гор, но чувствовалось, что светило движется не совсем так, как обычно, да и выглядело оно нерадостно. Утренний свет всегда ярок и незамутнён, а сегодня словно что-то накинуло на лик солнца едва заметную кисею, и блеск утра утратился, сменившись вечерней усталостью. Изменения было столь разительными, что отец Целестин долго изучал помрачневшие небеса, надеясь отыскать в них объяснение необычному явлению.

— Что-то произошло прошедшей ночью, — убеждённо проговорил он наконец. — И я уверен, что без Нидавеллира не обошлось. Посмотрите кругом, какая странная безжизненность!

Монах был совершенно прав. Ещё вчера округа кишела всяческими тварями — лошадьми, быками, можно было даже заметить верблюдов и сайгаков. Теперь же вытоптанные пространства были пусты и тихи. Только редкие птицы пролетали над головами путников, держа к северу. Над грядами пологих возвышенностей повисла полная пугающая тишина, нарушаемая разве что топотом копыт вадхеймских лошадок. Даже драконы, вившиеся в поднебесье все прошедшие дни, исчезли. Впечатление, что мир вымер, усиливала странная полутьма, какая бывает лишь в пустынях, после того как ураганный ветер поднимет в воздух облака пыли и песка и они скроют за собой солнце…

— Противно как-то, — поморщился Гунтер. — Не к добру это, помяните мои слова. Нутром чую, грядет большая буря!

— Ты прав, — отозвался Видгнир. — Тьма стала наступать куда быстрее. Мне кажется, что духи Нидавеллира опасаются чего-то и спешат поглотить как можно больше земель…

Монах обернулся и ещё раз пристально взглянул на простёршуюся на юге полосу сплошной черноты. Он старался пореже обращать взор к югу, чтобы не добавлять себе уныния и дурного настроения, но прекрасно помнил, что Поля Мрака совсем недавно выглядели несколько по-другому. Не висело над ними раньше бурое марево, поднявшееся сейчас к небесам, не был затянут горизонт чем-то наподобие густого дыма, и… Отец Целестин прищурился, вгляделся во Тьму, словно не веря зрению, моргнул пару раз, а затем прошептал:

— Спаси нас, Господи…

Там, в коричневом облаке, протянувшемся от Химинбьёрга до неразличимых глазам далей на западе, мелькали тени. Живые тени. Будто некие духи, не обретшие плоти, но принявшие зримые формы, устроили дикую пляску в отравленном Мраком воздухе. Серые призраки, казавшиеся из-за расстояния маленькими и невзрачными, кружили над пожирающей плоть Мира Третьего Тьмой в неостановимом хороводе. Тени вздымались вверх и снова исчезали, мелькали неясные силуэты, не похожие ни на людей, ни на животных, шевелились призрачные щупальца, сливавшиеся с общей непрекращающейся пляской…

— Давайте побыстрее двигаться, а? — прохрипел отец Целестин, с трудом отрываясь от серовато-бурой завесы. Мысли о том, что однажды придётся снова столкнуться с Тьмой, как тогда, на перевале, лицом к лицу, его не покидали. И кроме того, монах подозревал, что в этой встрече не поможет ни Око Амона-Ра, ни Нидхёгг, чтоб ему пусто было, ни кто другой, кроме Всевышнего…

Дабы отвлечься от неприятных мыслей, монах, вспомнивший недавние слова Видгнира, обернулся к нему:

— Видгнир, ты говорил, что со змеем из долины встречался давеча. Ну-ка поясни…

— Ты знаешь, показалось мне, будто змей тот суть одно целое со старым дубом, который мы с Гунтером за озером видели, — чуть подумав, сказал Видгнир. — Помнишь, я говорил, что дерево вмещает в себе некое божество? Я, конечно, наверняка не скажу, но и от дуба, и от змея Сила исходила совершенно одинаковая. Будто дух дерева принял на время другую форму. Новое воплощение, что ли.

— Фантазия тогда у духа того ущербная! — вставил Гунтер. — Это ж додуматься надо — такое тело себе смастерить! Жуть берёт, когда увидишь!

— Меня вот тоже при виде тебя жуть берёт, — проворчал Видгнир. — Надо полагать, что Создатель был пьян безмерно, тебя лепив.

— Так, наверное, и было, — легко согласился Гунтер. — Однако, всё одно, мне чучело бараноголовое не по нраву пришлось…

Сигню, вполуха слушавшая разговор, обернулась, смерив германца взглядом, в котором смешалось удивление с лёгким презрением.

— Змей тот добрый был! — отчеканила она. — Ты бы, дурья башка, Синира вылечил, что ли?

Кот и на самом деле снова стал спокойным и ласковым после встречи с хозяином круглого дола. Уже на дневном привале стало ясно, что обуявшая его злоба исчезла бесследно. Даже Торин позволил Синиру забраться к себе на колени, забыв о том, как три дня назад едва не прибил его, когда кот ни с того ни с сего вцепился зубами в ладонь, разорвав кожу едва не до кости. Ну а кроме того, следы ожогов, оставленные щупальцами Мрака, исчезли. Видать, и впрямь змей с бараньей головой не являлся духом враждебным.

Под померкшим солнцем пошли дальше, к проходу меж Красным Кряжем и Небесными Горами. День пути приблизил цель ещё на несколько лиг. Ближе к вечеру отряд оказался подле последнего гребня возвышенности, соединявшей Химинбьёрг с валом Красных Гор, которые нерукотворной стеной преграждали путь из южных степей на север, к Лесу Идалир и землям, где обитали люди. Ныне отряду предстояло миновать вершины холмов, кои являлись последними отрогами гор карликов-двергов, и выйти на равнину, по которой до подножия Имирбьёрга можно было добраться конным ходом за считанные дни.

Имирбьёрг… Где-то на его вершине мерцали грани вырубленного двергами в теле горы замка, и одна из его зал скрывала в своём сумраке древнее сокровище. Отец Целестин часто думал о том, что столь волшебным и чудесным вещам нет места в его мире. Трудхейм принадлежал давно канувшей в прошлое эпохе, когда Сила волшбы, наверное, казалась людям обыденной и само собой разумеющейся вещью. Но сейчас чудеса покинули Мидгард или же остались игрушкой в руках духов, которые пока что обитали в стенах Мира Изначального. Смертным теперь играть с Силой опасно…