родился некрасивым, слабым и до крайности болезненным, так что родители прочили ему судьбу религиозную, а сам Король-солнце, будучи проездом в Суассонском дворце, даже посмеивался над «маленьким монашком». Вскоре после этого Олимпия оказалась замешана в нашумевшем деле с ядами и была вынуждена бежать в Брюссель. Бабушка выгнала юного Евгения из родного дома, и тот должен был скрываться, не имея средств к существованию. Проникнутый страстью к военному ремеслу и оружию, он вознамерился променять монашескую сутану на армейский сюртук. К слову, Евгений не был так уж одинок: его связывали теплые, дружеские отношения с принцем де Конти. Желая помочь бедному другу, принц обратился к королю с просьбой предоставить Евгению высокий пост в армии, в память о заслугах его славного отца, который всю свою жизнь посвятил служению Франции. Однако король не только никак не отреагировал на эту просьбу, но даже не пожелал встретиться с молодым человеком. Тогда, 26 июля 1683 года, Евгений уехал из страны и нашел укрытие при дворе императора Леопольда, который позволил молодому благородному дворянину служить в армии на добровольных началах. И это было лишь начало его головокружительной карьеры. Людовик XIV презирал и ненавидел молодого выскочку, который, наряду с такой выдающейся личностью, как Тюренн[48], стал одним из величайших полководцев своего времени. За свою самоуверенность он заплатил сполна. Евгений служил Габсбургам так же преданно, как некогда его отец служил Бурбонам. Он буквально возродил увядающую империю, вновь обрел большое состояние, восстановил поруганную честь, а его неоценимый вклад в развитие приютившей его страны нашел свое отражение, например, в таком великолепном образце архитектурного искусства, как Бельведерский дворец в Вене...

По прибытии в Брюссель господин фон Шуленбург по достоинству оценил решительность и храбрость своего молодого протеже, однако он все чаще сомневался: уж не слишком ли молод Мориц для суровых военных экзерсисов? И чем больше он думал об этом, тем яснее представлялся ему план дальнейших действий. К тому же, думал он, хоть частица культурного образования еще никому не мешала. Так ему в голову пришла идея записать юношу в иезуитскую школу, однако прежде он решил письменно выспросить дозволения у его матери. Разумеется, Аврора ответила решительным и... довольно эмоциональным отказом. Будучи честной лютеранкой, она боялась, как бы ее сын не пошел по стопам своего отца и не стал католиком:

«Вынуждена отклонить ваше предложение не столько потому, что этой мой сын, сколько из здравого смысла, — писала она генералу. — Не сочтите за бестактность, но не изволите ли вы подыскать Морицу иное обучение? Король до сих пор не высказался насчет религиозной принадлежности своего сына. Думаю, прежде всего он хочет посмотреть, как и в какой стране тот сможет прижиться. Но он страдал, ожидая, что я буду воспитывать его как лютеранина».

Фон Шуленбург возражать не стал и скрепя сердце предоставил Морицу нового учителя, господина фон Штотеррогена, дотошного строгого немца, занятия с которым были ничуть не легче недавнего пешего перехода. Однако генерал фон Шуленбург юношу не покинул, он даже взял его с собой и позволил ему присутствовать на битве при Мальплаке. Несмотря на то что ему было дозволено быть всего лишь простым зрителем, Мориц не удержался и ввязался в бой. Его боевой запал и умение сражаться не ускользнули от бдительного взгляда принца Евгения. Вот почему юноша сидел на пиру в Лилльском дворце и даже удостоился краткой беседы с самим принцем:

— Молодой человек, не стоит путать безрассудство с доблестью!

Но даже это суровое замечание можно было расценивать как похвалу, так что Мориц продолжил веселиться и поглощать еду, вкуснее которой, по его собственному признанию, он не ел никогда в своей жизни. Однако его ждал еще один сюрприз.

Будучи хозяином щедрым и на редкость радушным, принц Евгений любил развлекать своих гостей, а потому приглашал всевозможных артистов, певцов, танцоров и комедиантов. Увы, в истощенном многодневными осадами городе таковых больше не осталось. Тогда он решил продемонстрировать приглашенным изысканные изделия лилльских кружевниц. Сразу же после десерта в залу вошла процессия нарядно одетых девушек. Каждая несла в руке плетеную корзинку, где были красиво уложены разноцветные ажурные ткани. Сначала кружево поднесли принцу, затем его приближенным генералам, а потом — и всем остальным... Все девушки были чрезвычайно хороши собой, но вот одна из них заставила сердце Морица забиться особенно сильно.

У этой восхитительной, хрупкой с виду девушки были темные волосы и большие светлые глаза. На круглых детских щечках играл нежный румянец. Вообще она походила скорее на ребенка, и немудрено — ведь ей было всего двенадцать лет. Однако тело ее уже вполне оформилось, так что стройная волнующая фигурка вызывала ассоциации с только что раскрывшимся цветком. Звали ее Розетта Дюбозан. Она была родом из Турне, где они жили вместе с отцом, братом и двумя сестрами. Ее мать умерла годом ранее, но перед смертью успела закончить великолепный кружевной убор (который стоил ничуть не меньше двух тысяч экю!), который-то как раз и несла в своей корзинке Розетта. Когда девушка завершила свой круг и направилась к выходу, Мориц не удержался и поспешил за ней. Он нагнал ее в галерее, которая показалась ему несколько сумрачной после ярких огней обеденной залы.

— Мадемуазель, мадемуазель! На одно слово, пожалуйста!

Она обернулась в некотором замешательстве и смущенно улыбнулась этому высокому красивому юноше, который, казалось, был взволнован до крайности:

— Вы хотите купить кружева, месье? Эти я приберегла для Его светлости принца Савойского, но у моей тетушки есть еще.

— Вы живете у тети?

— Да, у нее я учусь плести кружева. Моя мать умерла год назад... Но тетушка — лучшая кружевница во всем Лилле, уж можете мне поверить. Если пожелаете, я могу дать вам ее адрес...

Боже, как же она была прекрасна! Совершенно позабыв о том, что Жан д'Алансон и господин фон Шуленбург рассказывали ему об общении с женщинами, Мориц неожиданно выпалил:

— Я желаю вас! Потому что вы самая красивая девушка, какую я когда-либо встречал. Позвольте мне один только поцелуй!

И прежде чем она успела ответить, он обнял ее за плечи, но ему помешала корзинка, висевшая у Розетты на атласной ленте на шее. Тогда он нетерпеливым жестом сдернул досадную помеху и отшвырнул ее прочь, а затем снова набросился на девушку с горячностью, какой позавидовал бы даже сам его отец Фридрих Август.

До той минуты юный Мориц ни разу за всю свою жизнь не имел контактов с женщинами, так что,