— Эд, я бы хотел, чтобы ты сходил к Мидж. Она любит тебя.

— Ты пришел, чтобы сказать мне это?

— Не только. Ты мог бы помочь ей и…

— И таким образом, сострадая другому, помочь самому себе. Я знаю. Ничего из этого не выйдет. Я всех ненавижу. Нет, тебя я не ненавижу, ты — исключение. Господи, ты мой брат. Но что толку, если я встречусь с Мидж? Ты ее видел, ты нанес ей визит, купил букетик цветов? Нет. От меня никакой пользы. Я болен, у меня нет личности, я раздавлен, я тряпка, клочок смятой бумаги, кусок дерьма в сточной канаве. Я не существую, Мидж просто не заметит меня.

— Ты существуешь.

— Если и существую, то благодаря тебе. Томас тоже умеет это делать. А все остальное время я — лишь скулящая тень. Так чего ты от меня хотел? Чтобы я отвлек внимание Мидж от Гарри, заставил ее в себя влюбиться?

Стюарт испуганно посмотрел на него.

— Ты думаешь, это возможно?

— Мидж необузданная. Она может внезапно возненавидеть Гарри за то, что случилось в Сигарде. Она на что угодно способна. Она даже признаться Томасу может. Но я не знаю. Мне ходить к ней бесполезно, моя собственная треклятая душа не на месте. Вот хоть на это посмотреть…

Эдвард подобрал с пола несколько писем миссис Уилсден и швырнул их к ногам Стюарта.

Стюарт пробежал глазами одно письмо, потом другое.

— Бедняжка, как ей тяжело, как ужасно она страдает.

— Я знал, что ты так скажешь. А куда деть меня?

— Я хочу сказать, как ужасно страдать через ненависть. Но она придет в себя, увидит все в другом свете и будет страдать иначе. Хотя для тебя это неважно до тех пор, пока ты не желаешь ей дурного и не ненавидишь ее в ответ.

— Что ты имеешь в виду, почему неважно?

— Ну, это не дает тебе никакой информации о том, что происходит на самом деле. Ты должен думать об этом по-своему, независимо от нее. Она — не голос Бога, или правосудия, или чего-то еще в этом роде. Она не может прикоснуться к тебе или как-то тебе повредить. Она несчастный человек, неадекватно реагирующий на происходящее. Ты, конечно, связан с ней, тебе придется думать о ней, жалеть ее, помогать ей по возможности… вы соединены навсегда. Но это не значит, что она твой судья. Ты ведь не испытываешь к ней ненависти?

— Нет, конечно, но… — Ответ Стюарта сбил Эдварда с толку. Он чувствовал, что не удовлетворен этим ответом. — То, что она пишет… эти угрозы, эти проклятия…

— Она не может проклясть тебя, Эд. Такого рода силы не существует. Разрушительная сила целиком находится в твоем мозгу. Ты ведь не думаешь, что она придет к тебе с пистолетом?

— Нет, не думаю. Но ненависть способна убивать. Она заставляет меня ненавидеть себя самого. Я мог бы решить, что таково ее желание, и случайно попасть под автобус. Я мог бы стать своим собственным проклятием.

Стюарт нахмурился и посмотрел на него.

— Тебе не нужно жить одному. Это очередная блестящая идея Томаса, но он не всегда прав. Он смотрит на вещи драматически. А я не вижу тут ни драмы, ни загадки. Нет никаких загадок.

— Нет, есть. Моя загадка. Моя собственная.

— Возвращайся скорее домой или переезжай ко мне. Правда, я хочу съехать оттуда, но мы могли бы найти что-то на двоих. Страдание стало для тебя самоцелью. Хватит, вернись и отдохни, успокойся. Ты же все время заводишь себя, ты уже прошел все это…

— Нет, не прошел… пока еще… может быть, никогда…

Эдварду вдруг пришло в голову, что Стюарт не знает об исчезновении Джесса. Он подавил желание рассказать ему обо всем. Он хотел спросить Стюарта, не видел ли тот Джесса с Мидж, но такой вопрос показался бы безумным. Если бы Стюарт видел Джесса в Лондоне, он сам сказал бы об этом. Мидж, конечно, стала бы отрицать, что Джесс был с ней, но он мог находиться у нее тайно. Лучше Эдварду пойти к ней и выяснить это самому.

— Может быть, я все-таки схожу к Мидж, — сказал он.

— Хорошо. Это хоть как-то займет тебя.

— А ты-то чем занят, если уж об этом зашла речь? Ты уже решил, как распорядиться своей жизнью?

— Пока нет. Возможно, я пойду на курсы для учителей. Я мог бы получить грант.

— Будешь учить шестиклассников математике? Ты вернешься туда же, откуда начал!

— Нет, не так. Мне придется узнать много нового…

— Ты сумасшедший!

Раздался стук в дверь. Эдвард испуганно вздрогнул и сказал:

— Войдите.

На пороге появилась девушка. Это была Брауни.

Эдвард и Стюарт смотрели на нее. Эдвард едва сдержал радостный крик.

— Привет, — проговорил он. — Это мой брат, Стюарт Кьюно. Он как раз уходит. — Потом обернулся к Стюарту: — Это студентка… моя знакомая… Бетти… гм…

Брауни сделала шаг вперед. Стюарт протиснулся мимо нее. Они посмотрели друг на друга, Стюарт слегка поклонился и вышел. Звук его тяжелых шагов замер на лестнице.

Брауни и Эдвард стояли как вкопанные. Эдвард подавил желание броситься к ней, а теперь стоял и не знал, что сказать. Он сделал рукой неопределенный приглашающий жест и произнес:

— Как ты меня нашла?

— Я подумала, что ты можешь быть здесь.

«Почему это она так решила?» — спросил он себя.

— Садись, пожалуйста.

«Мы за тысячу миль друг от друга, — думал он. — Вся та близость, легкость исчезли».

— Почему ты не сказал ему, кто я на самом деле?

— Потому что мне невыносимо думать, что кто-нибудь узнает о нашем знакомстве.

Мысль о том, что Стюарт мог об этом узнать, была ему нестерпима. Почему? Потому что Стюарт стал бы думать об этом, питать надежды, размышлять о будущем. Но этого не должен делать никто, даже Эдвард. Слишком многое поставлено на карту. Если он потеряет Брауни, если она уйдет, если она отвергнет или возненавидит его — это никого не касается. Эдвард бы не пережил, если бы кто-то узнал, что он потерял Брауни. Все, что касается ее и Джесса, должно быть тайной, скрытой от всех.

— Почему? — спросила Брауни. Она подошла к окну и выглянула на улицу, но открывать его не стала.

— Ты знаешь, что это за комната?

— Да.

— Ты уже была здесь?

— Нет.

Брауни отошла от окна и села на стул, освобожденный Стюартом. Свою сумочку она поставила на пол рядом. На ней была коричневатая клетчатая юбка и свободный шерстяной джемпер поверх полосатой рубашки. Она одернула юбку и натянула джемпер пониже. Эдвард снова опустился на кровать.

— Ах, Брауни, я так рад видеть тебя, мне так хотелось встретиться с тобой…

— Но почему ты хочешь скрыть это от других?

Эдвард чуть было не ответил: «На тот случай, если я потеряю тебя», — но эти слова были слишком самонадеянными. Как он может не потерять ее? Или иначе — как он может потерять то, чего у него никогда не было?