Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зрелищная часть праздника началась с семиминутным опозданием. Как мы ни старались, выдержать точное время у нас не получилось.
Мы с Маркусом осуществили идеальное разделение труда. На меня была возложена магическая часть действа, на него – все остальное.
Семья погрузилась в ожидающие лодки, чтобы плавать по рву и наслаждаться зрелищем с разных точек. Маркус обежал поле и убедился, что все рукотворные фейерверки установлены правильно. Затем он подключил гирлянды к цепочке удлинителей, тянущейся в дом. Казалось, на ветвях замерцала сотня светлячков. Маркус включил музыку. Программу он составлял сам, чередуя отрывки из Генделя с военными маршами времен Войны за независимость и песнями времен Французской революции.
– Готова? – спросил Маркус, вставая у меня за спиной.
– Всегда и во всем, – ответила я.
Я встала на невысокую копну сена и приняла позу лучницы, вытянув вперед левую руку и отведя назад правую. В руке появился сверкающий лук с вложенной стрелой. Наконечник стрелы был серебряным.
Я находилась достаточно далеко от рва, и разглядеть мой силуэт на фоне темного неба могли только вампиры с их обостренным зрением. Остальные видели лишь светящиеся лук и стрелу.
Я отпустила тетиву. Стрела огненной дугой понеслась к первому ряду фейерверков Маркуса – «огненным колесам», установленным на высоких столбах. Стрела пролетела сквозь них, воспламенив каждый. Колеса завертелись, разбрызгивая искры веселых разноцветных огней.
С лодок доносились восторженные охи и ахи, вопли близнецов и их хлопанье в ладоши. Все это отвлекало внимание от Маркуса, суетившегося возле «римских свечей». Каждая оживала, выбрасывая в небо тысячи звездочек. Хлопки были негромкими и не тревожили Аполлона и детей. Здесь Маркусу понадобилась моя помощь в виде заглушающих заклинаний.
Зрелище приближалось к концу. Мы с Маркусом решили воспользоваться моей магией стихий и соорудить из огня и воды нечто, способное удивить и детей, и взрослых. Я выпустила еще одну огненную стрелу, направив ее прямо в небо.
Огненный шар поднимался все выше и выше. Постепенно у него появился зеленый огненный хвост. Хвост разрастался, а шар обретал очертания огнедышащего дракона.
Я выпустила другую стрелу, сотворенную из ведьминого огня. Эта была сплошь золотистой и достаточно быстро превратилась в молодого грифона, пустившегося в небесную погоню за драконом.
Моя магическая сила иссякала. Последнюю огненную стрелу я направила в ров. Вода зашипела. Языки магического пламени мчались по воде мимо лодок с восторженными зрителями. А из воды выскакивали фигурки рыб, морских зверей и русалок. Они поднимались в воздух, сверкая и танцуя, будто радужные мыльные пузыри, и потом исчезали, как миражи.
Дракон и грифон потускнели и тоже исчезли. Остановились «огненные колеса», перестав выбрасывать снопы искр.
Стало тихо, но очень скоро тишину нарушил голос Мэтью, добавившего свою лепту в сценарий празднества.
– «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны, – тихо продекламировал Мэтью. – И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь»[45].
Детей уложили спать, а взрослые собрались на кухне.
– Не помню, чтобы раньше я засиживался на кухне, – признался Болдуин, оглядываясь вокруг, словно видел это место впервые. – Должен сказать, здесь очень уютно.
Мы с Сарой переглянулись, обменявшись улыбками. Одомашнивание Болдуина началось.
– Завтра, mon cœur, тебе нужно хорошенько выспаться, – сказал Мэтью, массируя мне поясницу. – Ты сегодня потратила бездну магической силы.
– Оно того стоило, – ответила я, поднимая бокал с шампанским; Изабо была права: вино из ее погребов значительно превосходило здешнее. – За жизнь, свободу и поиски счастья!
Все присоединились к этому тосту. Я видела, что даже Фернандо чокнулся с Болдуином. Похоже, семья де Клермон когда-нибудь станет более совершенным союзом.
– А ведь в Хедли тоже празднуют этот день. Интересно – как? – начал Маркус. – Я десятками лет не вспоминал о месте своего рождения, и вдруг… Сегодня эти воспоминания пробудились от запаха сена и мерцающих огоньков фейерверка.
– Когда ты в последний раз видел Хедли? – спросила Сара.
– В тысяча семьсот восемьдесят первом, незадолго перед отплытием из Америки. Потом я чуть туда не вернулся, но вместо Хедли отправился в Новый Орлеан. Но с тех пор, как встретил Фиби, я стал думать о возвращении. Я представлял, как повезу ее туда… когда она узнает про Обадию и если по-прежнему захочет жить со мной.
– Непременно захочет. – В этом я была уверена.
– А что касается Хедли, ты можешь отправиться туда, когда пожелаешь, – сказал Мэтью. – Дом твой.
– Что-о? – Маркус мотал головой, думая, будто ослышался.
– Вряд ли ты внимательно смотрел все сделки с недвижимостью, которые проводили Рыцари Лазаря, – сухо констатировал Мэтью. – Я купил дом у твоей матери, а вскоре она и остальные члены их семьи перебрались в Пенсильванию. Муж Пейшенс получил военную пенсию. Ее выдавали в разной форме. Они выбрали участок земли.
– Ничего не понимаю, – оцепенело пробормотал Маркус. – Откуда тебе было знать, что мне когда-нибудь захочется туда вернуться?
– Потому что это твой дом. Ты родился на той земле. Там ты претерпел немало ужасов, которые ни в коем случае не должны выпадать на долю ребенка.
Я подумала о странной схожести судеб Маркуса и Мэтью. Мотивы у них были разными, но Мэтью тоже решил оборвать жизнь Филиппа, нежели позволить ему жить и страдать. Слова, произнесенные моим мужем, не были просто словами. Он произнес их от сердца, подкрепив собственным опытом.
– Время обладает способностью залечивать старые раны, – продолжал Мэтью. – И наступает день, когда они уже не болят, как прежде. Я надеялся, что так произойдет и с тобой. Я видел, насколько сильно ты любишь Хедли, невзирая на случившееся. А ведь тогда, в тысяча семьсот восемьдесят первом году, воспоминания о твоем отце были еще слишком свежи.
– Значит, ты купил ферму. И приглядывал за ней, – осторожно предположил Маркус.
– Я заботился о ней, – сказал Мэтью. – Земля не пустовала. Ее обрабатывали. Я отдал ее в аренду Пруиттам на максимально правдоподобный срок, который не вызывал подозрений.
– Семье Зеба?
Мэтью кивнул.
Маркус спрятал лицо в ладонях. Его переполняли чувства.
– Тайная рука не всегда означает железную хватку, – тихо произнесла Изабо, с любовью глядя на Маркуса. – Когда мы молоды, ее прикосновение кажется ограничением нашей свободы. Но в более зрелом возрасте мы начинаем ценить чувства покоя и уверенности, исходящие все от той же тайной руки.
– Знаешь, Маркус, мы все задыхались от правил Филиппа, – сказал Болдуин. – Просто нам в голову не приходило, что это должно или даже может быть по-иному.