Личинка была жалким творением, физическая трансформация давалась с трудом, но еще труднее оказалось пробудить в ней достаточный для командования ум. Так сотня тысяч превратилась в миллион, а затем в сотни миллионов. Солдаты, исполнив свой долг, умирали, становились пищей для сородичей и рождались вновь – с новой формой и новыми функциями.

Первоначально личинка служила секретором и производила ароматы, которыми питались новорожденные Ве’гат, чтобы наращивать костную и мышечную массу. Личинку же питали армии, служившие Матроне и исполнявшие ее приказы. Увы, эта Матрона запоздала с производством солдат. До появления врага и начала битвы она породила меньше трех сотен. Так что личинка не успела исчерпать себя, и ее нерастраченный потенциал придавал смысл усилиям армий невидимок, но двигало ими все же нечто другое: чужеродные запахи, осквернившие Кальсе Укорененный. В город вторглись пришельцы, которые оказались невосприимчивы ко всем попыткам их выдворить.

Наконец личинка зашевелилась. Веки с седьмого по первое поочередно отползли, и она открыла новорожденные глаза. Сознание, до этого знавшее только темноту (секретору не нужно было зрение), вдруг увидело мир вокруг себя, одновременно знакомый и незнакомый. К новым чувствам, помогая сориентироваться в пространстве, подключились старые. Веки заморгали вверх-вниз, пока личинка формировала комплексное восприятие: тепло, потоки воздуха, заряд, состав – и многое другое, о чем призрак зачастую имел лишь самое расплывчатое представление.

Призрак, который даже не знал собственного имени, отделился от своих смертных спутников, унесенный не видимыми им потоками – потоками, не поддававшимися описанию. В бессильном раздражении он был вынужден остановиться на привычных понятиях, таких как армия, легион, разведчики, битвы и войны, хотя понимал, что они не подходят. Вероятно, неправильно было даже считать эти крошечные создания живыми, однако их поведение выглядело осмысленным – либо же призрак просто считывал информацию из шумного гула сигналов, прокатившегося по всему Кальсе Укорененному и совершенно неуловимого для смертного уха.

И вот он обнаружил, что смотрит на личинку, на к’чейн че’малля, непохожего на тех, кого призрак видел раньше. Личинка была ростом не выше мужчины, с тонкими руками, которые вместо пальцев заканчивались щупальцами. Голова расширялась за глазами и у основания черепа. Рот был как у ящерицы, усеянный мелкими, острыми клыками в несколько рядов. Огромные глаза были бледно-карими.

Призрак смотрел, как личинка дергается – не в судорогах, а проверяя степень преображения, – расправляет неуклюжие конечности, мотает головой из стороны в сторону, улавливая новые, незнакомые ароматы. Становится все беспокойнее, напуганнее.

Запах неизвестных пришельцев. Личинка смогла собрать, переварить и исторгнуть информацию, собранную одичалыми ортенами и гришолами, благодаря чему вычислила местоположение нарушителей. Они живые, да. Далекие, нестройные звуки, шумное дыхание, мягкая поступь по полу, касание пальцами механизмов.

Ароматы, которые личинка до этого отправляла солдатам Ве’гат, свалились теперь на нее. Со временем она вырастет и станет сильнее. Если чужаки к тому моменту не уйдут, их придется убить.

Призрака охватила паника. Он не мог предупредить своих. Эта тварь, облеченная вдруг столькими потребностями и важными задачами – видимо, вести священную войну против надругательства над Кальсе Укорененными, – просто обязана была воспринимать грубое появление Таксилийца, Раутоса и остальных как угрозу. Которую следует устранить.

Личинка по имени Сулкит, что было образовано из месяца рождения и статуса (это же имя носили еще две сотни таких же личинок), поднялась на задние конечности, заводила тонким и цепким хвостом по полу. С серой чешуи капали масла, собирались в лужицы и быстро испарялись – то незримая армия, очищенная и воодушевленная своим вновь созданным командующим, возвращалась на боевые посты.

И призрак поспешил к своим спутникам.

– Если это был мозг, то он умер, – произнес Таксилиец.

Он провел рукой по гладкому панцирю, присмотрелся к трубкам из гибкого прозрачного стекла, выходившим из железного купола. Текло ли что-то по этим трубкам? Трудно сказать.

Раутос почесал подбородок.

– И с чего ты это взял?

– Должно быть тепло, дрожание, что угодно.

– Почему?

– Потому что так ведет себя работающая машина, – раздраженно ответил Таксилиец.

Бриз у них за спиной коротко рассмеялась.

– Говорит ли нож? Гремит ли щит? Ты лишился рассудка, Таксилиец. Город живет, только когда в нем есть жители, и то они живут в городе, а не сам город.

В предыдущем зале Шеб с Наппетом, переругиваясь, расчищали пол, чтобы было где спать. Они преодолели неизвестно сколько этажей, но даже не приблизились к верху. Все страшно устали. Дюжиной этажей ниже Ласт сумел перебить семейство ортенов, освежевал их и выпотрошил, а теперь нанизывал тощие трупики на шампуры. В стороне на каменных жерновах горела лепешка бхедеринового навоза; тепло от огня постепенно разгоняло промозглый и безжизненный воздух. Асана резала травы, чтобы приправить воду в жестяном котелке.

Призрак неприкаянно парил между ними.

Бриз вернулась в зал, изучая глазами пол.

– Время разложить плитки, – произнесла она.

Призрак весь напрягся от предвкушения или, быть может, страха. Он невольно подлетел ближе, жадно разглядывая коллекцию плиток. Из чего они? Из полированной кости? Глазурованной глины? Оказалось, из всего сразу: материал менялся прямо на глазах.

– Видите?! – прошептала Бриз. – Они так юны. Еще ничего не решено…

Пальцы у нее дрожали, а губы пересохли.

Остальные подошли ближе – кроме Таксилийца, который остался в соседнем помещении.

– Я не узнаю ни одной из них, – произнес Шеб.

– Потому что они новые, дубина, – огрызнулась Бриз. – Старые мертвы. Бесполезны. А вот эти, – она обвела рукой плитки, – принадлежат нам, и только нам. Пока что. И теперь пора дать им имена.

Она сгребла плитки в кучку и зачерпнула двумя ладонями в горсть.

Призрак видел, как раскраснелось у нее лицо, отчего кожа стала будто прозрачной, и под ней можно было различить очертания костей, как пульсирует кровь в тончайших сосудах, приливая и отступая вновь. Он видел, как на высоком лбу собираются капли пота, в которых плавают вездесущие создания.

– Для начала мне нужно переделать часть старых, – произнесла она. – Дать им новые лица. Названия могут показаться вам знакомыми, но они будут означать нечто совсем другое.

– Почему? – спросил Шеб, все еще кривясь. – Что в них нового?

– Просто новые, и все. – Бриз швырнула плитки на пол. – Ни одной Обители, видишь? Все эти плитки независимые. – Она ткнула в одну из плиток: – Вот тебе и первое отличие. Случай – Кастет, – но видишь, какая в нем внутренняя борьба? Ведь на самом деле Случай – это битва не на жизнь, а на смерть между Удачей и Неудачей. Или вот: Власть – без трона, ведь трон был бы слишком очевиден. – Она перевернула эту плитку. – А на другой стороне Амбиции. Видишь, как они убивают друг друга?