Действительно, очерк, посвященный миссис Осгуд, — один из самых больших в «Литераторах Нью-Йорка». Стоит ли говорить, что и один из самых (если не самый) доброжелательных — с цитированием стихов и дифирамбами таланту. Но ведь и не был никогда Эдгар По критиком справедливым — не только «партийная принадлежность», но и личные симпатии и антипатии всегда играли важную роль в его журналистских публикациях.

Последнее стихотворение, адресованное «Фанни», По написал 13 февраля 1846 года и прочитал его в субботу 14 февраля, на День святого Валентина, в собрании литературных дам — в салоне Элизабет Оукс Смит. Вот эти строки в переводе В. Брюсова:

Брюсовский перевод — не лучший из переводов на русский язык стихотворения Э. По «А Valentine» (заглавие обычно переводят: «Другу сердца в День святого Валентина»). Но, подобно оригиналу, он содержит зашифрованное имя адресата послания — Frances Sargent Osgood — если читать первую букву первой строки, затем второю — второй, третью — третьей, четвертую — четвертой и т. д. Автор настоящих строк специально выделил их.

Трудно сказать, сразу же догадались о шифре присутствующие или потом, но к тому времени отношения между поэтом и Фанни не только не были секретом, но давно стали предметом сплетен и неодобрительных пересудов. К тому же за симпатии поэта боролись и другие литературные дамы. Им и самим хотелось этой «игры»: стихотворных посланий, обмена двусмысленными фразами, рискованной переписки, понимающих взглядов, обожания, свиданий… Нет, конечно же — не преступая последней грани! Но приключение могло стать подлинным — пряным и острым — украшением такой пресной и монотонной жизни в рамках приличий!

Среди тех, кто, помимо Фанни Осгуд, особенно настойчиво стремился завязать особые отношения с поэтом, была некая Элизабет Эллет (1818–1877), довольно посредственная поэтесса, но весьма амбициозная дама и изрядная интриганка. В то время когда был еще «жив» «Бродвей джорнал», По опубликовал на его страницах несколько ее текстов (среди них, пожалуй, самое известное произведение «Песня кокетки» — в начале декабря 1845 года), а на приемах, бывало, обменивался с нею любезностями и лестно отзывался о ее опусах. Литературная леди возомнила, что сможет залучить поэта в свои сети, и принялась бомбардировать его недвусмысленными посланиями. Надо признать, что и По нравилась эта игра. Он отвечал. И, возможно, слишком любезно — поощряя к интриге. Но, как мы знаем, предпочел другую.

Что же касается «другой» — тут тоже не все просто. В своем увлечении поэтом миссис Осгуд — во всяком случае, в глазах «общества» — явно перешла границы благопристойности. Слишком откровенно демонстрировала она свои чувства. И для досужих сплетниц (к тому же соперниц!) совершенно не важно было, чем они на самом деле вызваны — самим поэтом или его поэзией. К тому же до По мимолетным предметом увлекающейся Фанни был Руфус Грисуолд. И он, конечно, не мог простить ни «ветреную» поэтессу, ни тем более своего заклятого друга. А поскольку интриганом он был изрядным, то с удовольствием смаковал слухи и вместе с Бетти Эллет и другими обиженными кумушками распускал сплетни о романтических отношениях между По и миссис Осгуд.

Искры пересудов — то разгораясь, то затухая — тлели всю вторую половину 1845-го — первые месяцы 1846 года. Выступление По 14 февраля 1846 года в литературном салоне мисс Смит с чтением стихотворения на День святого Валентина, адресованного «другу сердца», видимо, стало «последней каплей». Скандал разразился.

Элизабет Эллет решила нанести удар поэту и сопернице в наиболее уязвимое место и пришла с визитом к Вирджинии. Однако известие об отношениях не оказало того эффекта, на который рассчитывала интриганка. Простодушная Вирджиния не только не видела в дружбе ее Эдди с миссис Осгуд ничего предосудительного, но даже поделилась собственными приятными воспоминаниями о посещениях их дома милой дамой. Она рассказала, что и сама нередко приглашала ее, переписывалась с ней, и даже принесла и показала ей письма Осгуд, которые, оказывается (о ужас!), поэт не только не скрывал от своей жены, но, похоже, даже читал их ей.

Горя праведным гневом, госпожа Эллет, в нужном ключе интерпретировав историю, поделилась ею со старшими подругами — мисс Смит и премудрой Маргарет Фуллер. Те признали, что письма необходимо вернуть автору, связались с Фрэнсис и посоветовали ей сделать это. Фанни обратилась к По и попросила возвратить письма. Поэту не составило труда узнать, кто стал инициатором демарша. Письма он вернул, но, конечно, возмутился вмешательством в его личную жизнь и не преминул при свидетелях язвительно напомнить миссис Эллет, что и она «заражена зудом переписки». И посоветовал ей самой «получше следить за своими собственными письмами». И действительно, в одном из двух дошедших до наших дней писем мадам Эллет (от 15 декабря 1845 года) содержится приписка, компрометирующая ее: «У меня есть для вас письмо. Не будете ли вы любезны зайти и взять его сегодня вечером после семи часов».

А ниже — стихотворение из трех строк:

Конечно, каждый волен трактовать приведенные строки в «меру своей испорченности». Но, согласитесь, приглашать постороннего мужчину в дом… и ближе к ночи… По меркам того времени — не самых свободных нравов — приглашение можно истолковать определенным образом. К тому же никакого «письма», похоже, не было. А если и было, то автором его, скорее всего, являлась сама миссис Эллет.

Правда, По не явился. Вероятно, намек он не понял. Тем более что и приписка, и стихотворные строки были написаны влюбленной мадам по-немецки. Благодаря прекрасному образованию немецким она владела свободно. А вот поэт в этом языке, как известно, был, увы, не силен. Жаль, что та, в чьем сердце он посеял бурю, этого не знала. Могла бы выразиться и яснее.