Демона расплющило, как мягкую глиняную фигуру от удара дубинкой. Но глина, словно в опытных руках, слепилась заново и восстала еще более грозной, ощетинившейся шипами.

Уонда была к этому готова. Мечеными кистями и предплечьями отбила атаки с флангов, а ударные метки на костяшках сработали, словно ящик петард. Десяток бритвенно-острых щупалец хлестнул по ней, однако Уонда оказалась проворнее, чем могла вообразить Лиша, – почти как Ренна Тюк.

А сражалась – как Арлен: уворачивалась, кувыркалась и взлетала над щупальцами, будто муха, спасающаяся от мухобойки. Хамелеон уподобился головой огненному демону и плюнул пламенем, но Уонда растопырила пальцы, впитала жар и магию и тем усилила собственные удары.

Она подступила ближе. Ее руки замельтешили, как крылья колибри, выхватывая из колчана стрелы и без лука вонзая их в демона. Рев твари был какофонией боли, хором тысячи ужасов.

Из середки хамелеона вырвалось новое щупальце, которое отчаянно стегнуло Уонду и обтекло ее, намереваясь слить с собой так, что не останется шва. Хватка была крепка, меченые руки Уонды прижались к бокам, и схватиться стало не за что.

Лиша воздела жезл, но хамелеон не дремал и прикрылся Уондой.

– Не тяните, госпожа Лиша! – крикнула та. – Убейте его, пока можете!

– Не говори глупостей. – Она не опустила жезл, держа его наготове и лихорадочно размышляя.

Грохот битвы доносился со всех сторон, но, видно, хамелеон привел к ловушке много подземников, и подмога не достигала опушки.

– Чего тебе надо? – спросила Лиша у твари, выгадывая пару секунд на раздумья.

Демон озадаченно склонил голову набок, как делает пес, когда его бранят. Он сообразил, что обращаются к нему, но не понимал слов.

«Слишком тупой для бесед, – подумала Лиша, – но достаточно смышлен, чтобы выучить мое имя и заманить в ловушку».

Раздался пронзительный вой, и демон запрокинул голову, зайдясь криком. Даже Лише пришлось заткнуть уши. Обернувшись, она увидела, что Сиквах, присев, дотрагивается до колье и управляет воплем, от которого плоть демона идет рябью, как от ураганного ветра. Как ей удалось прорваться на опушку, когда у других не вышло?

В эту секунду из груди хамелеона выскочил копейный наконечник, ярко горевший магией. Тамос уперся древком в почву и поднял демона в воздух.

Но гад попросту отрастил новые конечности и снова встал, восстановив равновесие. Голова демона преобразовалась в подобие змеиной – без ушей, чтобы не слышать вопля Сиквах.

В прошлый раз хамелеон приспосабливался к звуковой атаке на протяжении минут. Этот управился за секунды.

«Его предупредили, – поняла Лиша. – Они усваивают наши приемы».

Хамелеон снова атаковал Тамоса, но на сей раз граф отразил удар щитом. Лиша нарисовала в воздухе холодовую метку, и щупальце, державшее Уонду, отвалилось, а девица упала на спину, стараясь освободиться от обруча из демоновой плоти.

Теперь впереди была голая мишень. Лиша подняла жезл, чтобы стереть демона с лица земли, но хора истощились и породили только слабый толчок.

Она швырнула последние клаты, не заботясь об эффекте. Подземника жгли, поражали лектричеством, замораживали и били, но он скорее свирепел, чем терпел ущерб, и его тело восстанавливалось в считаные секунды.

Он превратился в скального демона, но не с двумя длинными обсидиановыми руками, а с восемью. Края пластин его панциря были остры, но еще страшнее выглядели хищные когти, похожие на осколки стекла.

Взмахнув руками, хамелеон отбросил Тамоса, сломал его копье и зацепил щит, отрывая ремни. Тот повис, став больше помехой, чем подспорьем.

Сгруппировавшись, демон набросился на Лишу, но Тамос с криком метнулся наперерез. Обоих спасли метки на его доспехах, но графа швырнуло на травницу. Могучие руки Тамоса сомкнулись на плечах Лиши, и он извернулся, приняв на себя основной удар, когда они врезались в остов высоченного златодрева.

Хамелеон рванул в атаку, и они вцепились друг в друга, но демон в следующий миг отлетел на десяток шагов, сраженный молнией.

На краю опушки стояла Аманвах. В руках у нее было нечто вроде золотого слитка, сиявшего магией. Демон начал восстанавливаться, и она сшибла его с ног новым разрядом.

Рожер и Кендалл играли рядом на скрипках, держа подземников на расстоянии, пока дама’тинг применяла хора. Колив, сохраняя дистанцию, метал в демона меченые заточенные треугольники, которые шипели, вонзаясь в плоть.

Хамелеон повернулся, чтобы оценить новую опасность, но Уонда сумела взрезать оболочку ножом и освободилась. Ее красивая униформа, подарок герцогини, пропиталась ихором, и в то же время Уонда ярко светилась от магии, возобновляя атаку.

Под ударами демон начал съеживаться, и Лиша поняла, что это предвещает бегство. Она подумала, не крикнуть ли предупреждающе, но зачем? Хамелеону не удалось ее убить, а ей стало нечем сражаться. Чем дольше продлится бой, тем вероятнее, что кого-то убьют.

Яростная атака отбросила Уонду на несколько шагов – все, что понадобилось демону, чтобы дематериализоваться и найти ведущую в Недра лазейку.

Закрыв глаза, Лиша приникла к Тамосу, и он в обнимку повел ее к карете. Другие оставались на почтительном расстоянии, чему она порадовалась. Если объятия Тамоса давались ценой смертельной схватки с демонами, то игра стоила свеч.

У кареты Тамос не отпускал ее на миг дольше необходимого, и Лиша, повернувшись, обвила его руками. У графа дрогнула грудь, когда он вдохнул запах ее волос, и на секунду Лиша обрела надежду.

Но Тамос встряхнулся, как от дурного сна. Он резко выпустил ее и отступил на шаг.

– Ребенок? – спросил он.

Лиша прислушалась к ощущениям в животе:

– В порядке, я думаю.

Тамос кивнул. Его аура представляла собой нечитаемую мешанину чувств. Он повернулся, намереваясь уйти, но Лиша поймала его за руку.

– Пожалуйста, давай хотя бы поговорим, – сказала она.

– А что нам обсуждать? – нахмурился Тамос.

– Все, – ответила Лиша. – Я люблю тебя, Тамос. Сомневаюсь во всем на свете, но только не в этом.

Зато в его ауре цвело сомнение. Она вцепилась в плащ графа:

– И ты меня любишь. Это очевидно, как восход солнца. Ты прикрыл меня телом.

– Я защитил бы любую женщину, – сказал Тамос.

– Да, – согласилась она. – Ты мужчина. Мужчина, которого я люблю. Но дело было в большем, и ты это знаешь.

– Какая разница? Это не отменяет твоей лжи. Ты уложила меня в постель под ложным предлогом, чтобы сберечь свою репутацию. Ты использовала меня.