Сейчас – за полтора месяца до запланированной инаугурации – мы уверены: победитель выборов благополучно вступит в свою должность, несмотря даже на прецедент Виктора Фёдоровича Януковича, законно победившего на выборах президента Украины в ноябре 2004-го, но лишённого должности на основании митинга его противников и окончательно выигравшего лишь в начале 2010-го. Однако мы вовсе не уверены, что новому президенту удастся удержать власть в дальнейшем.

Победная эйфория не должна заслонять факт появления тонкого, но чрезвычайно влиятельного слоя. Вот что по этому поводу пишет главный редактор журнала «Эксперт» Валерий Александрович Фадеев: «Общественное бурление прошедшего декабря – феномен, порождаемый узким социальным слоем, и его нельзя путать со средним классом, размер которого на порядок больше. Однако этот активный социальный слой в некотором смысле самый передовой, он носитель духа постмодерна в России. Он гегемон, поскольку постмодерн в современном мире обладает гегемонией, покрывает всё поле культурного производства (П. Андерсон). Идеи и ценности транслируются людьми постмодерна, владеющими самыми разнообразными средствами трансляции – искусство, литература, СМИ, реклама, дизайн – в другие общественные слои, в первую очередь в средний класс. Игнорировать его, этот слой, невозможно, он уже здесь, и он силён». Этот слой переигрывает верхнюю бюрократию прежде всего интеллектуально. Особенно плоховато у чиновников обстоит дело с фантазией. А ещё этот слой силен тем, что вплотную сливается с созревшей внутри путинской команды фрондой.

Фактически лидера «мочат» прямо или опосредованно его же собственные птенцы.

Кстати о птицах. На протяжении всей работы над этой книгой мы параллельно наблюдали множество шагов (и от официальных лиц разных стран, и от достаточно умных обитателей верхних слоёв российской политической атмосферы), нацеленных если не на прямое отстранение Путина от власти, то по меньшей мере на превращение его в «хромую утку» (так по американской традиции называют руководителя, уже заведомо в скором будущем времени покидающего свой пост, а потому никем не принимаемого очень уж всерьёз) с первых же послевыборных минут. Соответственно это осложнит жизнь и всей страны.

Почему осложнит? Да потому, что Путину понадобится как никогда серьёзный – если не абсолютный – кредит доверия[124].

В этой книге мы, помимо прочего, исследуем уроки двухсотлетней давности, данные доселе недооценённым великим стратегом Кутузовым. Из них видно: даже величайший стратег с величайшим авторитетом и у народа, и у элит (а в ту эпоху практически вся российская элита была так или иначе связана с ратным делом), всё равно не в состоянии в полной мере осуществлять стратегические замыслы. На то они и стратегические, что их трудно понять даже ближайшим соратникам – не говоря уж о широкой общественности. Поэтому чаще всего их осуществление встречает серьёзнейшее противодействие.

Правда, если не доверия, то по меньшей мере подчинения непонятному замыслу можно добиться и методами, не похожими на убеждение. Например, Хитлеру и легендарному Сталину – не говоря уж о реальном Джугашвили, очень мало похожем на свой пропагандистский портрет (хоть прижизненный, хоть посмертный) – удавалось провести очень крупномасштабные шаги. И то их генералы то и дело разжижали их концентрированные планы.

Так, историки уже давно вычислили по косвенным данным: 13-го и 18-го июня 1941-го из Москвы в приграничные военные округа ушли директивы о повышении боевой готовности. Но исполнили приказ далеко не все генералы и не в полном объёме. Поэтому для сохранения престижа вооружённых сил само существование этих директив по сей день не признано официально.

По другую сторону линии фронта Хитлер настаивал на придании проектируемому двухмоторному реактивному самолёту Мессершмитта бомбардировочного назначения, но по воле самого конструктора и командования немецкой авиации Ме-262 стал истребителем. Защитить Германию от массированных англоамериканских бомбёжек ему так и не удалось: нескольким десяткам истребителей – даже самых скоростных – не под силу преодолеть массированный огонь бортовых стрелков сотен бомбардировщиков в плотном строю, а разница в скоростях не давала долго стрелять с безопасного расстояния. Зато, как показал военный историк Алексей Валерьевич Исаев, Ме-262 с бомбами могли легко преодолеть ПВО союзников и вывести из строя плавучие причалы, откуда снабжались высадившиеся во Франции войска союзников – а это могло не только задержать наступление на несколько месяцев, но и изрядно осложнить политическое сотрудничество внутри антихитлеровской коалиции.

Вообще власть даже самого свирепого диктатора редко бывает абсолютной. А уж мифы об абсолютном всевластии Сталина и подавно не выдерживают даже самой снисходительной критики. Реальный Джугашвили сформировал и постоянно укреплял свою власть в основном благодаря непрерывным коллективным обсуждениям всех сколько-нибудь спорных вопросов. Все потенциальные оппоненты замыкались друг на друга вместо того, чтобы давить на него. Конечно, при такой системе значительная часть ключевых решений принималась не вполне так, как он сам считал бы полезным. Зато в обсуждениях зачастую выявлялись подробности, позволяющие найти стратегически верный выход из сколь угодно сложного сообщения. А уж в патовых положениях, когда коллективный консенсус не складывался, Джугашвили мог продвинуть выбранную им самим линию при поддержке значительной части сотрудников.

На первый взгляд эта система похожа на сдержки и противовесы, памятные нам по эпохе Ельцина. Но у того главная цель была в том, чтобы загасить потенциальные угрозы сохранению его личной власти. Ни выбора на основании обсуждения альтернатив, ни стратегических замыслов за ним не замечено.

Мы не пытаемся петь дифирамбы Джугашвили. Напротив, у нас есть жёсткие претензии к его политике, а некоторые его просчёты можно оценить в лучшем случае как ужасающие, тем не менее, надо сказать: свою личную власть он полностью сопрягал с успехом страны в целом. Возможно, таков и был его стратегический замысел: чем успешнее страна, тем больше власти во всём мире у её руководителя. Если так – дай-то бог и другим нашим руководителям опираться на ту же максиму.

Задач, стоящих ныне перед Россией, так много, а их решения так сложны, что справиться с ними неавторитетному руководителю невозможно. Между тем авторитет Путина уже давно подвергается целенаправленной эрозии.

Возможные последствия столь целеустремлённой работы видны хотя бы на французском примере. Процитируем статью Григория Исааковича Ревзина «Должно быть иначе» (КоммерсантЪ-Weekend №6 (3651) от 2012.02.24): «Генерал Шарль де Голль вернулся к власти в 1958 году, когда IV республика пала, не сумев разобраться с войной в Алжире. Он разобрался, хотя проблемы Франции с афроафриканским и арабским населением длятся по сию пору – от терактов до бытовой преступности иммигрантов. Его одиннадцатилетнее правление было периодом, когда Франция вставала с колен. Одной из главных тем его политики был антиамериканизм, он постоянно укреплял суверенность французской демократии, которая никогда не должна следовать воле извне. С суверенностью было чуть лучше, чем с демократией – при де Голле свобода СМИ разрешалась в газетах, однако он, по-видимому, первый придумал, что на телевидении и радио должна быть монополия государственной (т. е. его) точки зрения. Впрочем, большинство граждан поддерживало его и без пропаганды – во Франции в этот момент резко росли доходы населения, образовался средний класс, который видел в этом военном человеке свою надежду, и по сути всё это время рядом с ним не было политика, способного сравниться с ним по рейтингу. Даже после падения де Голля его место занял Жорж Помпиду, которого называли тогда серым замухрышкой. В 1965 году де Голль провёл всеобщие выборы, на которых победил, и не мог не победить, контролируя СМИ, имея за собой весь аппарат государства и активно им пользуясь. Проблема была в том, что против генерала выступали интеллектуалы и молодёжь, те, кто называется теперь креативным классом, и собственно его победа (он набрал 54%) была совсем не той, на которую он рассчитывал, идя во власть на третий срок. Но всё же совершеннейшая неспособность оппозиции объединиться, создать сколько-нибудь пристойную программу и выдвинуть хоть какого-нибудь лидера была столь очевидна, что генерал решил не обращать внимания на этих «болтунов». Через три года, когда доходы населения перестали расти (генерал выступал против притока в страну иностранных инвестиций, считая, что это подрывает суверенитет, без них рост остановился), бунт «болтунов» в университетах соединился с забастовками на заводах. В апреле 1969 года де Голль, всенародно избранный легитимный президент, вынужден был уйти в отставку, хотя ему оставалось еще четыре года законного правления».