Роджер не стал окликать сына, а сам полез на холм. Поднявшись достаточно высоко, он увидел сквозь поросль узкую оленью тропу и смазанные отпечатки маленьких кедов в грязи. Это немного успокоило его, и он пошел медленнее. Теперь-то он не потеряет Джема.

На склоне холма было тихо, только неутомимый ветер сновал среди рябин.

В углублениях нависшей над Роджером скалы виднелись фиолетовые пятна вереска. Уловив в дуновении ветра какой-то необычный запах, Роджер с любопытством повернулся. Еще одна вспышка рыжего цвета: внизу на склоне, всего шагах в десяти от Роджера, стоял олень с большими роскошными рогами; судя по исходящему от него запаху, олений гон уже начался. Роджер застыл, но олень поднял голову, шевеля своими широкими черными ноздрями и вдыхая воздух.

Вдруг Роджер понял, что рука сжалась на поясе, где раньше находился охотничий нож, а тело напряглось, готовое броситься на оленя, как только выстрел повалит его наземь, и перерезать животному горло. Он практически ощущал упругую шкуру, хлопок трахеи и поток горячей пахучей крови, струящейся между пальцев, уже видел длинные желтые зубы с налипшей травой – последней трапезой оленя.

Олень издал глубокий гортанный рев, эхом раздающийся по округе: так он бросал вызов другим самцам поблизости. На миг Роджеру показалось, что из зарослей рябины за оленем сейчас вылетит стрела Йена или в воздухе прогремит выстрел ружья Джейми. Но Роджер тут же встряхнулся и пришел в себя. Он поднял камень, чтобы швырнуть в зверя, но олень услышал и с шумом умчался в заросли высохшего папоротника.

Сбитый с толку, Роджер стоял как вкопанный, чувствуя запах собственного пота. Нет, это не горы Северной Каролины, а нож в кармане годится лишь на то, чтобы перерезать веревку или открыть бутылку пива.

Сердце бешено колотилось, но он повернул обратно к тропинке, все еще пытаясь совладать с ощущением времени и пространства. Когда-нибудь ведь должно стать легче? Уже больше года прошло с тех пор, как они вернулись, но он по-прежнему просыпался по ночам, не понимая, где он и какой сейчас век, или, что еще хуже, ненадолго наяву попадал в прошлое, словно через внезапно возникшую дыру во времени.

Дети, похоже, не слишком страдали от этого ощущения нахождения… в ином месте. На то они и дети. Мэнди, естественно, была слишком мала и слишком больна, чтобы запомнить жизнь в Северной Каролине или путешествие во времени. Джем помнил. Но Джем… Ему хватило одного лишь взгляда на автомобили, которые они увидели на дороге спустя полчаса после перехода через камни на острове Окракок, и по его лицу расползлась широкая улыбка. Словно зачарованный, он стоял и смотрел на пролетающие мимо машины.

«Др-р-р», – довольно проурчал он себе под нос, и, похоже, душевная травма от расставания с родными и путешествия во времени тут же бесследно исчезла, в то время как Роджер еле держался на ногах, чувствуя себя так, будто оставил в тех камнях очень важную частичку себя, которую уже никогда не вернешь.

Их подобрал один добродушный водитель и, посочувствовав истории о неудачной лодочной прогулке, отвез в деревню. Там они позвонили Джо Абернети за его же счет, и это сразу решило трудности с деньгами, одеждой, комнатой и едой. Когда они проезжали по узкой дороге, Джем, сидя у Роджера на коленях, с разинутым ртом глазел в окно. Ветер трепал его мягкие рыжие волосы.

Джем влюбился в автомобили. После переезда в Лаллиброх он постоянно приставал к Роджеру, чтобы тот покатал его по проселочным дорогам на «моррисе-мини» и дал порулить. Сидя на коленях у отца, он радостно цеплялся маленькими руками за руль.

Роджер криво усмехнулся про себя: пожалуй, ему повезло, что на этот раз Джем решил сбежать пешком. Через пару лет он наверняка будет доставать до педалей. Да, пора начинать прятать ключи от машины.

Он забрался уже достаточно высоко и немного замедлил шаг, чтобы посмотреть вверх по склону. Брианна говорила, что пещера находится на южной стороне холма, где-то футах в сорока над огромным белесым камнем, известным здесь как «Прыжок бочонка». Его так назвали из-за слуги, который нес эль своему лэрду, Серому Берету, и, встретив на дороге отряд британских солдат, отказался отдать бочонок, за что лишился руки…

– Господи Иисусе, – прошептал Роджер. – Фергус. Боже мой, Фергус.

Он тут же вспомнил смеющееся лицо Фергуса с тонкими изящными чертами и как радостно распахивались темные глаза, когда он подцеплял бьющуюся рыбину крюком, прикрепленным к левому предплечью, и вдруг представил маленькую безжизненную руку, лежащую в крови на дороге.

Потому что это произошло здесь. Прямо здесь. Повернувшись, он увидел большую неровную скалу – молчаливого невозмутимого свидетеля ужаса и отчаяния. И прошлое стиснуло ему горло мертвой хваткой, жестокое, словно затянувшаяся петля.

Пытаясь восстановить дыхание, Роджер с усилием прокашлялся и услышал поблизости, чуть выше по склону, зловещий хриплый рев еще одного оленя, пока еще невидимого. Роджер свернул с тропинки и прижался к скале. Боже правый, неужели его кашель спровоцировал того оленя? Нет, скорее всего, тот спускался, отвечая на вызов самца, виденного им несколькими минутами ранее.

Так и есть: спустя мгновение огромный олень спустился вниз, почти изящно пробираясь сквозь заросли вереска и груды камней. Это было красивое животное, но на нем уже сказывался гон: под толстой шкурой проступали ребра, морда осунулась, а глаза покраснели от похоти и нехватки сна.

Олень тоже его заметил. Большая голова повернулась, и выпученные, налитые кровью глаза уставились прямо на Роджера. Животное не испугалось: видимо, оно не думало ни о чем, кроме борьбы и спаривания. Олень вытянул шею и заревел, сверкая от напряжения белками глаз.

– Послушай, приятель, если она тебе нужна, пожалуйста, забирай, я не претендую.

Роджер медленно попятился, но олень последовал за ним, угрожающе опустив рога. Испугавшись, Роджер замахал руками и закричал на оленя – при других обстоятельствах тот уже давно бы ускакал прочь. Но в брачный период благородный олень ведет себя не как обычно. Животное опустило голову и бросилось на Роджера.

Он увернулся и упал ничком у подножия скалы. Вжался всем телом в камень, надеясь, что свихнувшийся олень не растопчет его. Оступившись, олень остановился в нескольких футах от Роджера, рьяно бодая вереск и пыхтя, как паровоз, – но вдруг он услышал зов соперника, донесшийся откуда-то снизу, и вскинул голову.

Снизу снова донесся рев, и олень, повернувшись на задних ногах, поскакал через тропу. Грохот безумных прыжков вниз по склону сопровождали треск ломающегося вереска и стук камней, рассыпающихся под ударами копыт.

Роджер вскочил на ноги; адреналин, словно ртуть, пробегал по венам. Надо же, он и не подозревал, что благородный олень так опасен, иначе не стал бы тратить время на прогулки и досужие воспоминания о прошлом. Нужно немедленно найти Джема, пока парень не наткнулся на одну из этих тварей.

Оттуда, где стоял Роджер, оленей не было видно, но до него доносился рев самцов, выясняющих внизу, кому из них достанется гарем самок.