подолгу обитавших в Кантоне, Бахрам был среди тех немногих, кто привозил своих слуг. Поскольку нанять местных было гораздо дешевле, многие торговцы просили компрадоров подыскать им поваров, уборщиков и других работников. Вот они-то сейчас и покидали факторию все разом, словно кто-то их уведомил о скором извержении вулкана, вынудив спасаться бегством.

Затесавшись в эту толпу, Нил увидел рядом с собою китайца, часто доставлявшего провиант в индийскую факторию.

— А-Тэй! Куда вы все так спешить?

— Юм-чаэ приказать — вся китайса уходить. Не мочь оставаться.

На майдане Нил узрел такие же потоки работников, выливавшиеся из всех тринадцати факторий. Иноземцы собирались в кучки, наблюдая за этим зрелищем. Возле одного флагштока Нил углядел своего знакомца, нынче в шафрановом одеянии.

— Что происходит, Ноб Киссин-бабу?

— По-моему, все очевидно, — ответил гомуста. — Выводят местное население. Анклав изолируют.

Исход слуг длился всего полчаса. Затем на майдане появились полицейские. Рассыпавшись веером, они отдали приказ, после которого цирюльники тотчас свернули навесы, торговцы съестным погасили жаровни, а устроители сверчковых боев загнали своих бойцов в их домики. Пока лоточники и разносчики упаковывали товар, иных завсегдатаев майдана — жуликов, зазывал и певцов — собрали в кучу и выпроводили вон.

Меж тем и на реке шла кипучая деятельность. Небольшие флотилии судов разворачивались носом к факториям; по окончании их маневра стало ясно, что они возвели трехрядный заслон: первые два ряда — баркасы с изрядным числом матросов на борту, последний — лихтеры, пришвартованные друг к другу и не оставившие места для прохода даже крохотной лодки. Затем, как бы подчеркивая, что о побеге нечего и думать, отделение солдат вытащило все чужеземные шлюпки на берег.

— Видите, как все тщательно спланировано? — сказал Ноб Киссин-бабу. — Теперь тут и мышь не проскочит. И даже лягушка.

Нил предложил ему осмотреться, и они вместе прошлись по Городу чужаков. Очень быстро выяснилось, что все подходы к анклаву перекрыты: в Свинском проулке, на обеих Китайских улицах, Старой и Новой, стояли пикеты, разворачивавшие обратно всех, кто не имел специального пропуска.

Улица Тринадцати факторий превратилась в этакую нейтральную полосу: черные ходы факторий замуровали еще раньше, а теперь на всем протяжении мостовой стояли солдаты с мушкетами и лядунками.

К закату вокруг анклава установили фонарные столбы, и вечером весь майдан был залит ярким светом.

В индийской фактории царило подавленное настроение; по приказу хозяина Вико, Место и кухонные рабочие долго составляли полный перечень продуктов, хранившихся в кладовой. Как выяснилось, бобов, риса, сахара, масла и муки хватит на месяц, а вот питьевой воды — всего на пару дней.

— Что ж такое они задумали? — сказал Вико. — Может, хотят уморить нас голодом?

Не успела начаться дискуссия, как у входных дверей возникла вереница из кули — оказалось, городские власти распределяли провиант. Индийская фактория тоже получила свою долю: шестьдесят кур, две овцы, четыре гуся, пятнадцать бадей питьевой воды, бочонок сахара, кульки с печеньем, мешки с мукой, кувшины с маслом и еще много всякого другого.

— Ничего не понимаю. — Вико поскреб в затылке. — Нас хотят уморить или откормить на убой?

Всю ночь на майдане трубили морские раковины, звенели гонги, слышались резкие команды Кань-чо! Цау-чо! Поглядывай! Смотри в оба! Уснуть было невозможно.

Утром, наскоро позавтракав в кухне, Нил вышел на майдан и поразился произошедшим переменам: за ночь, точно в сказке, ярмарочная площадь превратилась в строевой плац. Все прежние обитатели майдана исчезли, зато появились вооруженные солдаты, человек пятьсот, а то и больше: одни маршировали, другие несли караул под стягами своих подразделений.

Днем новшества продолжились: в центре майдана бригада рабочих возвела палатку, которую заняла группа толмачей, возглавляемая старейшиной Томом.

Они-то здесь зачем?

Получив задание все выяснить, Нил доложил хозяину: это пункт приема заявлений и жалоб иноземцев. Если, к примеру, чужаку нужно что-нибудь постирать, пусть обратится к толмачам, и они проследят, чтобы заявка была исполнена должным образом.

У Бахрама отвисла челюсть.

— Они держат нас в заточении, но озаботились нашим бельишком?

— Да, сет-джи. Говорят, не хотят причинять нам даже малейших неудобств.

Чуть позже под балконом английской фактории поставили несколько больших кресел, в которые уселись купцы китайской гильдии. Сменяя друг друга, они сидели там сутки напролет. Похоже, купцы отбывали наказание за то, что не сумели уговорить чужеземных партнеров сдать контрабанду.

Потом на майдан приплелись замызганные ласкары и матросы-европейцы. Днем раньше они получили увольнение на берег, провели его, конечно, в притонах Свинского проулка и вот, очухавшись, узрели разительную перемену анклава. Попавшие в ловушку моряки теперь искали какую-нибудь работу.

Известие о новой рабочей силе взбудоражило торговцев, лишившихся обслуги: даже толком не одевшись, они выскакивали из домов и, отпихивая друг друга, хватали еще не вполне проспавшихся матросов. За несколько минут всех разобрали, все были наняты.

После полудня, когда город изнывал от палящего солнца, в индийскую факторию влетел Ноб Киссин-бабу:

— Бачао! Бедствие! Надлежит немедленно предпринять меры по спасению!

— Кого?

— Коров! Им грозят солнечный удар и ожоги!

После ухода китайских работников маленькое городское стадо осталось безнадзорным, и судьба страдавших от жары буренок не могла не тронуть нежное сердце пастушки, скрытой под оболочкой гомусты. Она не успокоилась, покуда Нил не собрал слуг в строительную бригаду, соорудившую бамбуковый навес над коровьим загоном.

Ближе к вечеру на майдане появилась новая милиция, почти целиком сформированная из недавних слуг в домах чужаков. Теперь они были вооружены пиками и палками и облачены в куртки, перехваченные красными кушаками. Каждый милиционер имел ротанговый щит, а голову его украшала твердая островерхая шляпа с крупными иероглифами.

Кое-кого из них Нил знал, и потому опешил от того, как изменились их манеры: прежде, в ипостаси скверно одетых слуг, они излучали угодливость, теперь же, облачившись в новенькую униформу, держались с невиданным высокомерием.

К ужину Место сотворил куриное пиршество: маргхи на фарча, окорочка в тесте, аллети-палети, пряные потроха, маргхи на май вахала, нежное филе с приправами и котлеты под хрустящей корочкой.

— Прямо праздничный стол! — сказал Нил. — Что, есть повод?

— Есть, — кивнул Вико. — Хозяин уже давно не выходит из дома. Вот Место и приготовил его любимые парсийские блюда, чтоб вывести из уныния.

Утром секретарь капитана Эллиотта доставил депешу: срочное собрание в английской фактории. Пренебречь этим было нельзя, и Бахрам, спешно одевшись, вышел на улицу.

Из своего окна он наблюдал за событиями на майдане, и потому до некоторой степени был подготовлен к переменам, но лишь теперь ощутил их в полной мере. Он не мог и представить, что в один прекрасный день город очистится от разносчиков и наперсточников. Бахрама,