– Да, – решительно заявил он. – Ради нашего первого Рождества можем. И шампанское тоже.

И тут, глядя на него, она почувствовала, как ее душа наполнилась счастьем.

Это была любовь.

У нее был Тоби, которого она с нетерпением ждала каждый вечер, был свой собственный дом – ну, почти свой, и впереди восхитительная жизнь. Мало того, на Рождество обещали приехать Роза и Вива.

Превосходное настроение длилось недолго: через пять дней разразился полномасштабный кризис. Проклятая Маргарет Аллисоп написала мелким шрифтом в своей книге рецептов, что она готовила рождественский пирог в середине ноября и заворачивала его в пергаментную бумагу.

– Я что, должна дрожать над ним целый месяц? – взвыла Тор. – С какой стати? Наверняка должен быть другой выход.

Тоби, работавший в летнем домике, вошел на кухню – пальцы в чернилах, волосы мило взъерошены. Он заявил, что, по его мнению, это не имеет никакого значения. Его мать, он точно помнит, всегда пекла пирог прямо перед самым Рождеством.

Тори немного успокоилась. Завязала волосы на затылке, надела фартук, выстроила перед собой на кухонном столе все необходимое для пирога и, сказав Тоби, что чувствует себя ученицей чародея, принялась взвешивать муку, вишни и ссыпать их в большую миску.

Джай и Бенарси увлеченно смотрели, как она все перемешала, добавила щепотку корицы, чуточку мускатного ореха, вбила яйца и масло, немного ободрала костяшки пальцев, когда терла апельсиновую цедру, и все время сопровождала свои действия комментариями. Мисс Аллисоп подчеркивала, как важно прививать слугам новые навыки. Да и вообще, думала Тори, переливая душистую смесь в форму для выпечки, почему ее мать так суетилась с выпечкой? Делать пирог, объяснила она Тоби, когда он снова сунул голову на кухню, абсолютная безделица, проще простого. Игрушки для взрослых.

Пирог пригладили сверху и завернули в коричневую бумагу. Джай торжественно понес его к дровяной печке и помешал кочергой дрова. Тоби вернулся к работе; его машинка застучала на другой стороне поляны – такой уютный звук. Пирог должен был печься три часа, и Тори решила прокатиться верхом. Утро стояло чудесное, и, возможно, это была ее последняя прогулка перед Рождеством.

После верховой езды она немного поболтала с Элизабет Чемберс, школьной секретаршей. Элизабет, полная девушка из Норфолка, изначально приехавшая в Индию няней в индийскую семью высокой касты, сказала, что подумывает, не полететь ли ей на будущий год домой на аэроплане, и Тори была поражена ее храбростью. Потом ее позвал конюх, чтобы она взглянула на очаровательную молодую кобылку, которую только что привели для одного из учеников, юного махараджи. Тори гладила ей уши и разговаривала с ней, но вдруг с пронзительным воплем бросилась к дому и влетела на кухню.

– Господи, что случилось? – В дверях появился испуганный Тоби.

Тори посмотрела своими огромными глазами сначала на него, потом на пирог, лежавший на столе в черном дыму.

– Ой-ой-ой, ой-ой-ой! – Тоби схватил пирог полотенцем, просыпал на пол град почерневших ягод и трагическим голосом возвестил: – Мистер Курц скончались.

Никто из них не имел представления, что он имел в виду – но от его трагического вида все взорвались, словно воздушный шар, и захохотали. Сначала взвыли Джай и Бенарси, потом заухал, вытирая глаза, и Тоби.

– Прости, дорогая, прости! – бормотал он. – Я помогу тебе приготовить сегодня вечером еще один, а потом мы напишем ядовитое письмо Маргарет Аллисоп… – Он не договорил. Тори так хохотала, что ей пришлось сесть и ухватиться за бока. Отсмеявшись, она погрозила всем деревянной ложкой.

– Глупые людишки, – пробормотала она слабым голосом, утирая слезы. – Абсолютные дурачки. Memsahib tum ko zuroor kaster ile pila dena hoga.

Тори так надеялась, что Вива и Роза увидят Тоби таким, как сейчас: дурашливым и полным жизни, а еще необыкновенно умным – ведь он читал всевозможные книги. Конечно же, они относятся к нему с подозрением. Он сделал ей предложение так поспешно, что они могли подумать, что он либо отчаявшийся неудачник, либо мошенник, либо слишком самоуверенный тип. Но нет, он совсем не такой. Он бывает ужасно робким и неловким с людьми, которых не знает. Поначалу и с ней тоже был таким.

На следующий день после регистрации их брака в Бомбее ее настроение резко переменилось, безоглядная эйфория сменилась на бланманже. Они ехали на север в его видавшем виды «Толбете», и он говорил и говорил часами, монотонно о магазинах и одежде. Позже он объяснил ей, что его мать когда-то сказала, что путь к сердцу женщины лежит через интерес к ней, вот он как раз и пытался найти с ней общий язык. Но в тот день, когда он спрашивал ее, какую шляпку она предпочитает, клош или с цветами, и какие расцветки, розовые или зеленые, ей больше по душе, в душе Тори нарастала паника. Она выскочила замуж за страшного зануду! Сделала самую страшную ошибку в своей жизни.

А их «Толбет» все наматывал мили, дальше и дальше от Бомбея, через пустыню, через крошечные, малолюдные городки и бурые равнины. Потом стало слишком жарко, и она погрузилась в сон.

Когда она проснулась и увидела золотое кольцо на своем пальце, она подумала, что ей надо хотя бы попросить его объяснить, чем он занимается. Он с готовностью пустился в объяснения. Он уже говорил ей, что преподает историю и естественные науки в Сент-Барте, но тут сказал, что пишет главную книгу своей жизни – о тысячах необыкновенных птиц, которые живут в Индии, и многие из них считаются тут священными. Потом он покосился на нее и спросил, не возражает ли она, если он сообщит ей один секрет.

– Ничуточки, – ответила она, радуясь, что разговор стал интереснее. – Я люблю секреты.

Тогда он рассказал ей, как однажды утром шел по школьному полю для крикета и увидел в траве маленькое яичко курицы-бентамки. И он носил его шесть недель под мышкой, пока не вывелся цыпленок – скорлупа треснула, из нее появилась маленькая голова, покрытая пушком, такая нежная и совсем не щекотная.

– Так что теперь я знаю, как это – выносить ребенка, – тихо сказал он, и она озабоченно посмотрела на него в полутемной машине.

– Ого, как мило, – вяло отозвалась она, а на самом деле подумала: Вдруг он сейчас залает? – Чудесная история, – добавила она и поймала себя на том, что говорит совсем как ее мать.

В тот вечер она убеждала себя, что ей надо думать об этом замужестве, как о более или менее практичном поступке: так же как, скажем, ты откладываешь деньги на непредвиденную поездку или покупаешь мебель в комиссионном магазине – если ты не ждешь никакого чуда, разве можно разочароваться?

Теперь ей больно даже вспоминать, как холодно и практично она думала тогда о Тоби. История с цыпленком, такая типичная для него, согрела ее сердце. Ей нравилось утром гладить его по голове, любоваться его шелковистыми волосами. Нравились его шутки, чашка чая, которую он приносил ей утром вместе с каким-нибудь лакомством. Нравилось, как он засыпал, обняв ее. Как он брался за свою работу с энергией и страстью, как читал ей по вечерам Джозефа Конрада, Диккенса, Т. Элиота – все книги, которые она прежде считала слишком умными для себя.