«Очень похоже», – сказала ему Махит.

– Как вы правы, уполномоченный, – сказала Девять Гибискус, продолжая показывать зубы. – Но ведь у вас есть причина вызывать во мне недоверие к моим капитанам Флота, не так ли? У вас обеих – «у шпиона и ее зверька».

– Но вы же сами запросили услуги министерства информации, яотлек, – сказала Три Саргасс. – Именно вы отдаете мне приказы, как отдаете их и капитану Флота.

– А откуда я могу знать, уполномоченный, что атака на Семнадцатый вызвана маневрами капитана Флота Шестнадцать Мунрайз, как говорите вы и посол Дзмаре, а не чем-то, случившимся на Пелоа-2?

– Вы не можете это знать наверняка, – согласилась Махит, – и мы тоже.

Три Саргасс метнула на нее взгляд, ее рот перекосило в том же удивленно-искаженном выражении, которое было, когда Махит запускала в нее пальцы. А еще на ее лице было такое же выражение, когда Махит на ее глазах явила чудеса варварства министру науки Десять Перлу, и случилось это на самом первом мероприятии, где они присутствовали вместе. То же удовольствие, извращенные удивление и радость, разновидность собственнического желания. Махит не могла думать о том, какое это впечатление произведет на Три Саргасс. У нее не было времени чувствовать что-либо настолько сильное. На то, что рушит картину мира.

– Посол права, – сказала Три Саргасс. – Я бы не стала обещать ничего, что не могла бы гарантировать. Может быть, это наша вина, а может Двадцать четвертого легиона. Может быть, это что-то такое, что мы и представить себе не можем – наш враг не похож ни на один известный мне вид инородцев.

Отрывистым, недоброжелательным голосом Девять Гибискус спросила:

– Для чего же тогда я вызывала вас, уполномоченный, если вы не можете вразумить этих инородцев?

– Для того, чтобы иметь хоть какой-то шанс, – ответила Три Саргасс.

На это Два Пена, которой явно надоели все эти философствования, переговоры и варвары, сказала:

– «Переливчатый Сирокко» все еще ждет ответа.

Она сказала она это так громко, что Махит чуть не передернуло. Она быстро проговорила:

– Спросите императора. Пусть будет так, если должно: разрушение, которое идет из самого сердца Тейкскалаана.

* * *

Восемь Антидот имел доступ к тому, о чем даже и не догадывался. Ему и в голову никогда не приходило воспользоваться своими возможностями до этого утра. Утро уже вроде бы наступило, серое, чреватое дождем, готовым пролиться в любую минуту, восход солнца скрывался за тучами. Он мог просто пройти по Дворцу-Земля и попросить запертую дверь открыться для него, потому что был императорским наследником Восемь Антидотом, а его облачная привязка являла собой второй по мощности ключ во всем Тейкскалаане.

Если только его доступы не были временно ограничены ввиду его детского возраста. В этих ограничениях он не сомневался, только не знал, где они начинаются, и никогда не искал. Он не искал места, где кто-то его остановит, будь то Город, императорский ИИ безопасности или просто по старинке запертая дверь, требующая физического ключа. Он хотел, хоть это было ужасно, глупо и несправедливо, но хотел, чтобы кто-нибудь его остановил. Это означало бы, что всякая ответственность с него снимается и ляжет на чьи-то другие плечи, кого-то абсолютно совершеннолетнего. Кто-то другой должен будет сделать это – остановить планетарный геноцид. Правда, совершеннолетние и без того несли ответственность, но пока так ничего и не остановили.

Дворец-Земля открывался перед ним, как распускающийся цветок. Восемь Антидот дошел до самых императорских покоев, миновал пост хранителя императорской чернильницы, миновал коридор, который вел в его собственные покои, и еще несколько дверей. Он набирался мужества, подходя к последней двери, той, что вела в спальню императора Девятнадцать Тесло, в ее приватное пространство, к двери, через которую он никогда не проходил, когда чья-то рука легла на его плечо. Он вскрикнул удивленно и забыл все уроки о том, как отбиваться от похитителя детей, просто стоял, ждал, не накажут ли его за нарушение границы.

Конечно, это был никакой не похититель детей. Это была ее Ее Великолепие император, вся в белом, беззвучно шагавшая босыми ногами по полу.

– Маленький шпион, – сказала она. Но сказала не обвинительным тоном. Скорее в ее голосе слышалось приглашение объяснить, что он здесь делает.

– Ваше Великолепие, – сказал он и повернулся. Ее рука осталась на ее плече. Он заставлял себя прогонять неловкость и не сбрасывать ее руки. – Простите, что беспокою вас в такую рань.

– Ты меня ничуть не побеспокоил, – сказала Девятнадцать Тесло. – Ты привлек внимание всех систем безопасности дворца, значит, тебе очень нужно побеспокоить меня. Ну, ты скажешь, с чем пришел?

Он ощущал ее внимание, как некое гравитационное поле. Как нечто притягивающее.

– Я был в министерстве войны, – сказал он. Он теперь в первый раз хотел все сделать правильно. Не уклоняться и не говорить намеками. – Я подслушал, как министр и третий заместитель Одиннадцать Лавр обсуждают использование осколочных ядерных бомб во всей обитаемой планетарной системе, населенной нашими врагами. Они собираются сделать это. Они будут просить вашего одобрения. Они будут просить вас позволить им уничтожить целую планету и отравить ее, чтобы там больше никогда ничего не росло.

– И ты пришел, чтобы предупредить меня? – На ее лице застыло бесстрастное выражение. Восемь Антидот чувствовал себя полностью потерянным. Почему она не реагирует? Почему не останавливает это?

– Да, – попытался он продолжить. – И еще сказать, что, на мой взгляд, эти инородцы, наши враги, возможно, имеют единый разум, как это бывает у Солнечных. Уничтожить планету, где они живут, – это так ужасно, что я не могу даже думать об этом, Ваше Великолепие.

– Это ужасно, – сказала Девятнадцать Тесло. – Ты уже завтракал? Посиди-ка со мной минутку. У меня есть кассава и новые сырные хлебцы – твой предок-император любил их. Ты ведь их тоже любишь?

Восемь Антидот любил их – хлебцы были его любимой едой, вкуснейшая круглая оболочка кассавы, а в ней чуть растопленная, тягучая сырная начинка, все еще теплое, из плиты. Но есть сейчас он бы не смог, в желудке завязывалась тошнота. Он совсем не понимал, как с этим справляется Девятнадцать Тесло, но сел рядом с ней за стол у одного из огромных окон, взял хлебец кассавы с тарелки, стоявшей перед ними, и разломал пальцами.

– Почему вы их не останавливаете? – спросил он, и Девятнадцать Тесло вздохнула – издала слабый звук, ее плечи выровнялись. Она откусила немного от хлебца, пожевала и проглотила, а Восемь Антидот не сводил с нее глаз.

Наконец она ответила:

– Я их не останавливаю, я считаю, что они сделали правильный выбор.

Он оторвал еще кусочек от хлебца, сжал его в пальцах.

– Почему? – жалобным голосом спросил Восемь Антидот, ненавидя себя за эту интонацию. – Они люди. Не такие, как мы, но все же люди, я правда так думаю, и вы сами сейчас сказали, что уничтожение планеты – это ужас, я своими ушами слышал!