– Покорись твоей участи! – закричал он ей. – Посмотри-ка туда: остаток твоего племени сдался победителям.

С мрачно сверкающими глазами, не говоря ни слова, в невыразимом отчаянии стояла связанная Кровавая Невеста и видела, как маленькая кучка ее воинов, избежавших смерти, сложила оружие. Побежденная Солия находилась теперь в руках ненавистных врагов, под властью того, кого она ненавидела более всех остальных. Она только выжидала удобного случая умертвить себя. Со связанными руками, окруженная караулом неприятелей, она стояла, подобно заключенной в неволе гиене, и мрачно смотрела на покрытое кровью и трупами поле битвы, где племя ее кончило свое существование.

Только Зора узнал о подвиге Сади, как немедленно поспешил к нему, оставив пленников под надзором своих солдат. Торопливо соскочив с лошади, он бросился обнимать друга.

– Победа, Сади, победа! – радостно воскликнул он, горячо сжимая его в своих объятиях. – Я услышал выстрелы и поспешил сюда, но пришел только затем, чтобы быть свидетелем твоих подвигов. Ты взял в плен Кровавую Невесту. Большего торжества и желать нельзя.

– Мы у цели, друг мой, – отвечал Сади. – Спасибо тебе за твое появление на поле битвы, без тебя победа не была бы одержана так быстро и решительно.

– Тебе следует получить награду победителя, Сади. Ты с пленной Кровавой Невестой возвратишься в Стамбул, чтобы в триумфальном шествии отвести ее во дворец султана. Я мог только довершить твою победу. Вы все, – обратился он к солдатам, – приветствуйте нашего храброго и победоносного Сади-бея!

С шумной радостью последовали солдаты приглашению Зора, и обширное поле битвы огласилось торжествующими криками победителей, прославлявших Сади.

– Да здравствует Сади-бей! – громко разнеслось по воздуху.

В первый раз войска султана праздновали такую блистательную победу среди этой пустыни.

– По коням! – скомандовали офицеры, когда пленные арабы были уже привязаны: Кровавая Невеста – к седлу своей лошади, а прочие воины – к лошадям солдат. – Пусть с рассветом пришлют из Бедра помощь раненым, а мертвым найдется здесь одна общая могила.

Затем шествие вместе с пленниками двинулось к отдаленному неприятельскому лагерю, чтобы прихватить в плен еще нескольких остававшихся там воинов. Это длинное шествие, в котором можно было видеть и ликующие, и печальные, удрученные горем лица, медленно двигалось по песчаной пустыне, слабо освещенной бледным светом луны. Только к утру добрались они до лагеря бени-кавасов, но он казался вымершим. Ни один звук, ни одно движение между палатками не нарушали мертвой тишины его.

При слабом утреннем свете Сади и Зора отправились в шатер эмира.

У входа в палатку они нашли престарелого эмира мертвым – он предпочел умереть, чем пережить поражение. Возле него лежали и воин, принесший известие о поражении, и старый слуга, последовавший примеру своего господина и, подобно ему, лишивший себя жизни.

– Он предпочел смерть позору, – сказал Сади, указывая на труп эмира. – В душе этого человека было много истинного величия. Отдадим же ему последний долг и на восходе солнца при пушечной пальбе предадим его прах земле. Затем двинемся в Бедр и оттуда с пленниками и завоеванной добычей вернемся в Стамбул, куда гонцы еще раньше принесут известие о нашей победе. Племя бени-кавасов получило достойное наказание.

Вследствие пророчества Сирры и встречи с Мансуром-эфенди на террасе дворца султанша Валиде отказалась от своей вражды к нему. Она так всецело верила в чудеса и знамения, что слова пророчицы были для нее законом. Шейх-уль-ислам заметил эту перемену и употребил в дело всю свою хитрость, чтобы увеличить ее.

В один из следующих дней султанша Валиде приказала муширу Изету дать заметить Мансуру, что в назначенный час она желает встретить его в Ай-Софийской мечети. Валиде имела собственную мечеть в Скутари и часто являлась туда, чтобы в присутствии всего народа совершать свои молитвы. В окрестностях мечети, отделанной мрамором, у султанши Валиде было несколько академий, называемых медресе, квартиры для студентов, столовые для бедных, больница, бани и караван-сарай, убежище для путешественников. Все это делала она для того, чтобы быть любимой народом. Но в назначенный день она к вечеру отправилась не в свою мечеть, но в большую, роскошную Ай-Софию, у входа в которую желала она на обратном пути встретить шейх-уль-ислама.

Прежде чем войти в мечеть, каждый магометанин производит омовение в находящемся перед дверью ее бассейне. В собственной мечети султанши Валиде был устроен для нее особый бассейн, здесь же, в Ай-Софии, был только один, общий. Слегка обмакнула она туда несколько пальцев и коснулась ими лба, не закрытого покрывалом. Ни снаружи, ни внутри мечети не видно ни образа, ни резьбы. Коран строго запрещает изображать людей и животных. Зато стенные украшения, состоящие из арабесок и изречений из Корана, украшают интерьер магометанских церквей, стены которых ночью бывают освещены бесчисленным множеством ламп. Богослужение на Востоке не величественно и не торжественно, оно состоит из одних механически произносимых молитв и чтения текстов из Корана. В каждой мечети, в стороне, обращенной к Мекке, находится большой мраморный престол святого пророка, и к нему должен быть обращен лицом каждый молящийся.

Константинопольские мечети делятся на два класса: императорские церкви джами-эс-салатин и молельни, известные под именем меджидие. Первых шестнадцать, последних около ста пятидесяти. Кроме наибольшей и прекраснейшей из всех мечетей Ай-Софии, ежегодный доход которой достигает полутора миллионов пиастров, к императорским мечетям принадлежат: мечеть Эюб, мечеть Магомета II, далее мечети Баязида II, Селима I, мечеть наследного принца (Шайзаде), затем Ахмеда I, Солимана I, Наи-Джами, Палиде, Аясма, Нури-Османа, Лалели (Тюльпанная мечеть) и множество других.

Айя-София была соборной церковью Константинополя, когда он был еще христианским городом. В 538 году после неоднократных пожаров император Юстиниан принялся вновь отстраивать его с большим против прежнего великолепием. Спустя двадцать лет обрушилась восточная половина большого купола, но Юстиниан восстановил поврежденную церковь, и она стала еще прекраснее и прочнее. Чтобы дать хотя бы некоторое понятие о величине и роскоши этой, теперь магометанской, церкви, заметим, что для покрытия ужасных издержек на ее сооружение пришлось придумать новые налоги и вычеты из жалованья чиновников. Стены и своды выведены были простыми плитами, но роскошь колонн превзошла собой все до сих пор известное. Тут были всевозможные виды мрамора, гранита и порфира: фригийский белый мрамор с розоватыми прожилками, зеленый из Лаконии, голубой из Ливии, черный кельтский с белыми прожилками и белый босфорский – с черными, египетский звездчатый гранит и порфирные колонны, взятые Аврелием из Солнечного храма в Баальбеке, восемь зеленых колонн, привезенных из храма Дианы в Эфесе, а также и взятых из Трои, Кизика, Афин и с Кикладских островов.

Впоследствии турки еще более украсили эту великолепнейшую из церквей. Магомет II воздвиг два столба, подпирающие юго-восточную часть храма, обращенную к морю, и один минарет. Султан Селим II выстроил следующий, немного ниже первого. Мурад III соорудил остальные. До ста архитекторов руководили постройкой Ай-Софии, пять тысяч рабочих занимались строительством на правой стороне и столько же на левой. По преданию, план был вручен императору Юстиниану ангелом, явившимся ему во сне. Семь с половиной лет продолжалась само строительство. Когда все было уже кончено, император в сочельник 554 года на квадриге поехал в церковь. Он велел заколоть тысячу быков, тысячу овец, тысячу свиней, десять тысяч кур и шестьсот баранов. В то же время тридцать тысяч мер ржи и триста талантов золота розданы были народу. Впоследствии, когда при завоевании Константинополя турками церковь эта была обращена в мечеть, в ней было сделано очень мало перемен, так что Ай-София служит для нас хорошо сохранившимся памятником давно минувшей эпохи и, вероятно, некогда будет снова возвращена христианству, от которого она столько времени была отчуждена.