— Сейчас везде небезопасно. Будьте осторожны.

Наталья протянула руку и прикоснулась к его пальцам, лежащим на двери кареты.

— Йенс. Я слышала, наверху готовится заговор. Они хотят свергнуть Николая.

— Неужели они наконецто взялись за ум?

— Нет. Шесть великих князей и князь Георгий Львов из Думы решили предложить трон великому князю Николаю Николаевичу.

— Что? Поменять одного Романова на другого? Они с ума сошли. Жаль, что наш премьерминистр, Голицын, такой слабак. Не сможет он порядок навести. Неужели они не понимают, что уже слишком поздно?

— Нет, Йенс. Они просто любят свою страну. Они не хотят ее оставлять и знают, что, как только Романовы потеряют трон, им придется уезжать.

— Ты тоже любишь Россию и тем не менее уезжаешь.

Взгляд графини оторвался от него и устремился на Алексея, который вышел из конюшни и торопливо направился к ним.

— Я солгала тебе, Йенс, когда сказала, что его настоящий отец — покойный офицер. — Она заговорила шепотом. — Его отец — один из Романовых. Если об этом станет известно, Алексей окажется в страшной опасности. — Она вздрогнула и добавила обычным голосом: — Поэтому мы и уезжаем.

Йенс повернулся к подошедшему мальчику, взял его за руку и подсадил в карету.

— Уезжайте немедленно, — сказал он, захлопнув дверь. — Сегодня же.

— Завтра, — негромко произнесла она.

— Утром я зайду к вам попрощаться, — пообещал Йенс.

Мальчик, глядя на него, счастливо улыбнулся:

— И мы сможем покататься — последний раз.

Тот день стал началом конца. Валентина проснулась чуть свет от тревожного предчувствия и, как ни старалась, не смогла больше заснуть. Она слышала тяжелое дыхание Петрограда, даже здесь, на их тихой улочке. От витавшего в воздухе напряжения у нее свело мышцы, как после долгого быстрого бега. По всему городу ходили разговоры о том, что рабочие ополчатся против начальства, что в одном почтовом отделении служащие забили насмерть человека, которому подчинялись десять лет, что хозяев одного ювелирного магазина, семейную пару, выставили на улицу собственные приказчики. Она боялась за Йенса. Она представила себе, как из туннелей, точно слепые кроты из нор, выйдут рабочие и двинутся всей толпой на своего директора.

Рука ее инстинктивно потянулась к мужу. Почувствовав его тело рядом с собой, Валентина тут же перекатилась и оказалась на нем. Она предалась любви страстно, яростно, оставляя на его коже царапины, впиваясь ему в грудь ногтями. Прокусив его нижнюю губу, она почувствовала вкус его крови. Сегодня она желала его как никогда. Сегодня ей было мало просто чувствовать его крепкие мускулы, его кожу, его сильные толчки внутри себя. Сегодня ей были нужны его кровь и его сердце. И когда она наконец в изнеможении упала рядом с ним, разметав по покрывалу длинные спутанные пряди, он приподнялся на локоть, посмотрел на нее и засмеялся:

— Похоже, за ночь ктото сильно изголодался.

Она села, подогнув под себя ноги.

— Йенс, не ходи сегодня на работу.

— Почему?

— У меня плохое предчувствие. Останься дома.

— Не могу, любимая. Мне нужно попрощаться с Алексеем, да и кроме этого еще надо разобраться с коекакими неприятностями.

У Валентины екнуло сердце.

— С рабочими?

— Нет. Хотя их союз меня не оставляет в покое со своими требованиями. Нет, это насчет старых деревянных труб. Они все давно прогнили. Вода загрязняется, снова начался тиф. Я заявил, что людям нельзя пить эту воду. Но что им остается делать? — Он свесил с кровати ноги, мыслями уже будучи на работе.

Валентина поняла, что не сумеет удержать его.

Йенс не поехал кататься с Алексеем. Хоть он и прибыл очень рано, карета графини, груженная чемоданами и сумками, уже стояла у двери, а Алексей, одетый подорожному, сидел на ступеньках парадной лестницы. Увидев Йенса на Герое, он вскочил на ноги, но прощание их оказалось кратким.

Графиня была раздражена.

— Он отказывается садиться в карету, не попрощавшись с тобой.

Йенс пожал мальчику руку, давая понять, что отныне считает его взрослым.

— Заботься о своей матери. Договорились?

— Да.

— Пиши. Когда решишь, кем хочешь стать, сообщи мне.

— А я уже решил. Я стану военным.

Сердце Йенса сжалось.

— Счастья тебе в новой жизни. Мы обязательно встретимся, я обещаю. Когда все это закончится.

Мальчик шмыгнул носом, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы.

— Вот было бы здорово.

Йенс прижал Алексея к груди, потом поцеловал в щеку его мать и пообещал проследить, чтобы его лошадь попала в хорошие руки. И они умчались в черной карете, с двери которой был снят золотой герб. Фриис смотрел им вслед, пока карета не скрылась из виду, и его вдруг охватила злость на народ, который гонит из своей страны таких прекрасных молодых людей. Йенс вдруг остро ощутил, как ему будет не хватать Алексея. Он запрыгнул в седло и поскакал по гравийной дорожке. У ворот он увидел большую уродливую лошадь с грозным взглядом, а на ней — Льва Попкова, который чесал бороду, как ленивый медведь.

— Какого черта? — воскликнул Йенс. — Ты что тут делаешь?

— Меня ваша жена послала.

— Зачем?

— Вас охранять, — произнес казак и состроил кислую мину.

— Иди ты к черту. — Йенс, ударив каблуками, пустил лошадь галопом.

В тот день в Петрограде восемьдесят тысяч человек, оставив рабочие места, вышли на забастовку. На Васильевском острове случились беспорядки, неуправляемые толпы бастующих прошли по центральным улицам. В небо поднялись столбы дыма, улицы были перекрыты, движение поездов — парализовано. Большинство предприятий прекратило работу. Магазины и фабрики спешно заколачивали витрины и двери после того, как их работники прошагали по улицам с транспарантами. Йенс скакал через самое сердце Петрограда и чувствовал витавшие над городом предвестья надвигающейся беды. Вражда, анархия, желание разрушать, жечь, ломать, крушить и рвать на части.

На улицах лежали перевернутые машины с разбитыми стеклами и искореженными кузовами. Сорванные двери магазинов висели на петлях, товары были выброшены прямо на улицу, где их могли подбирать все желающие. Водка, похищенная из винных лавок, разогрела демонстрантов. Несколько человек с красными повязками на рукавах и налитыми кровью глазами схватили за узду Героя и попытались (правда, безуспешно) стащить с коня седока. Йенса охватила непередаваемая грусть. Он любил эту страну, но она сама резала себе вены и заливала свои улицы кровью. Примерно тысяча богатых фамилий на протяжении сотен лет держала эту огромную державу в кулаке, но за это время они выжали из нее все соки, и теперь Россия решила свести счеты.