прохладной тенью кипарисов. Все поле огибает прогулочная аллея, также обсаженная кустарниками, которые подстрижены так, что образуют буквы, складывающиеся в мое имя – владельца виллы и создателя этого сада…

Фонтаны и роскошные павильоны в парке. У дальней границы скакового поля стоит скамья белого мрамора, увитая виноградной лозой. Из-под скамьи через небольшую трубу льется вода, так что кажется, будто она изливается благодаря весу людей, сидящих или лежащих на мягких подушках, разбросанных по скамье. Струя воды падает в изящную мраморную чашу и уходит под землю, поэтому чаша эта никогда не переполняется. Когда я обедаю в этом месте, то тяжелые блюда и тарелки расставляются на столике около этой чаши, а более легкие, сделанные в форме небольших лодок или птиц, плавают и кружатся по поверхности воды…

По другую сторону от этой скамьи расположен спальный павильон. Он сделан из полированного мрамора, и через едва заметные в густой листве раздвижные двери вы можете войти внутрь. Из окон павильона вы видите все ту же зелень. Внутри помещения имеется кровать, а плотная тень в нем потому, что он весь оплетен виноградной лозой. Лежа в кровати, вы можете представлять себе, что находитесь в укромном гроте. Здесь тоже журчит небольшой фонтан, струя которого сразу же уходит в подземный сток. В павильоне расставлены несколько очень удобных мраморных кресел, в одном из которых вы можете расположиться, если не желаете вздремнуть. И опять-таки рядом с этими креслами также бьют небольшие фонтанчики, да и по всему скаковому полю, куда бы вы ни направились, вас будет сопровождать негромкий плеск воды, изливающийся из многочисленных труб…

Жизнь на подобной вилле, полная чувственной роскоши. Контраст условий человеческого существования под римским правлением. Помимо красот, описанных выше, человек может наслаждаться на подобной вилле идеальным комфортом, отдыхом и свободой от всяческих забот. Мне не нужно носить тяжелую тогу; никакой сосед не придет и не вытащит меня куда-нибудь из дома; все вокруг безмятежно и спокойно; и это спокойствие дополняется целебностью места, так сказать, чистотой неба и прозрачностью воздуха. Здесь я чувствую себя лучше духовно и телесно, чем где бы то ни было, здесь я ублажаю свой дух своим творчеством, а тело – охотой. Да сохранят боги это место для меня во всей его красе!»

Если жизнь состоит только из чувственных наслаждений, а глаз ласкают завораживающие виды полированного мрамора, изумрудной зелени и поросших лесом холмов, слух – мягкий плеск музыкальных фонтанов, если каждый живущий на подобной вилле окружен бессчетными заботами многочисленных слуг, вся жизнь которых, как кажется, заполнена только мыслями о том, как услужить своим хозяевам, то, спрашивается, чего же еще может предложить эпоха хозяину такой виллы, само обладание которой подразумевает богатство и знатность? Разве вы не хотели бы провести всю свою жизнь в Италии в эти дни расцвета империи?

Но прислушаемся, и, даже если мы, будучи гостями Кальва, расположились на мраморных скамьях под тенистыми кипарисами и собираемся обсудить с сенатором хотя бы теорию стоиков о «высшем добре», до нас дойдет все же нестройный гул: глухой звон оков, удары плетей, проклятия возниц, стоны человеческих «стад».

По дороге, скрытой от нас густой живой изгородью, тянется вереница рабов, этих «говорящих орудий», идущих из своих подземных темниц (ergastulum) на дневные работы на большой ферме, примыкающей к вилле, на целый день тяжких трудов под палящим солнцем. Роскошная жизнь немногих покоится на нищете, невежестве и зачастую на пожизненных страданиях угнетаемого большинства.

Глава XXIII

Возвращение императора

Характер Адриана: процветание и разумное управление в его царствование. Мы намеренно посетили Рим во время отсутствия императора Адриана; нас интересовали прежде всего город и его люди, а не изменчивый, всегда находящийся в разъездах цезарь и администрация империи. Но до того как Публий Кальв сможет отправиться на свою тосканскую виллу, он и другие сенаторы должны присутствовать на крупном государственном празднестве – встрече императора, возвращающегося из своих поездок.

В гораздо большей степени, нежели другие римские правители, Адриан любил путешествия. Границы империи в Британии, Сирии и Африке, гарнизонные городки на Рейне и Дунае – все они были ему знакомы. Мирные города Галлии, Испании и Египта пожинали преимущества его интеллигентной благожелательности, когда он посещал их. Дважды он на непродолжительное время останавливался в Афинах, городе, который он, возможно, любил больше всех других в мире. Адриан достроил здесь большой храм Зевса Олимпийского, остававшийся незавершенным со времен Писистратидов[407], и вообще всячески украшал этот ныне сонный университетский город, так что благодарные его обитатели провозгласили его вторым основателем после подлинного Тезея.

Личная репутация Адриана оказалась несколько подпорченной отдельными актами его произвольных капризов и даже жестокостей; многие сенаторы ворчали по поводу его долгого отсутствия в Риме, опасаясь его неожиданных решений по возвращении, но империя в целом вполне благоденствовала в период его правления. В легионах царила строгая дисциплина, войны были не более чем незначительными стычками на границах и тлеющими углями последних сражений с евреями, тогда как мирная торговля процветала по всему Средиземноморью и торговые караваны странствовали по всей дорожной сети империи, почти не опасаясь нападений бандитов.

При таком императоре подробно разработанные законы применялись без гнева и пристрастия. Хотя среди губернаторов провинций все же случались злоупотребления, виновные в них, как мы видели, представали перед судом сената, но в большинстве своем эти должностные лица оставались истинными интеллигентами, неподкупными и усердными. Даже если сенат постепенно вырождался в почтенный дискуссионный клуб, а другие формы политической свободы были мертвы или близки к смерти, деспот Адриан все же проявил себя как в высшей степени талантливый монарх, посвятивший свою жизнь улучшению жизни подданных империи. Кто из людей, глядя на пурпурную тогу императора и постигая механизм социального и правительственного управления, не согласился бы с господствующим мнением о том, что превосходство Рима божественно утверждено, а его покойные цезари по достоинству причислены к небожителям?

Возвращение Адриана в Италию. Однако Адриан старел и понемногу начал уставать от своих филантропических странствий. И вот его мирная армада доставила императора обратно из Греции в Путтеоли. Оттуда в сопровождении громадного кортежа он прошествовал по «королеве дорог», Via Appia, до пригородов столицы. Теперь подобострастные магистраты, вышедшие, чтобы пригласить императора обратно на Палатин, устроили из этого неизбежное публичное зрелище.

Император возвращается отнюдь не как победоносный triumphator. Поэтому никакого формального триумфа в его честь не организуется. Ему не придется проследовать по улицам города в позолоченной колеснице с лавровым венком на голове, перед ним не прогонят